Метрополис. Индийская гробница(Романы)
Шрифт:
— Да, ведь, это ничего не значит, это ничего не значит, дитя мое, — сказал Брингер радостно. Но Мира уселась в угол, повернула личико к стенке и плакала. Брингер не мешал ей выплакаться.
Рамигани появился вновь. За ним шел слуга с корзиной,’наполненной бусами и разными пестрыми безделушками, свешивающимися через края легкой корзины.
— Украшения, саиб, — произнес Рамигани недружелюбно и торжественно.
— Подай сюда.
Слуга подал и скрылся. Только Рамигани стоял и смотрел на девочку.
— Мне не нужно боле тебя, Рамигани, — сказал безразличным голосом Брингер.
Индус взглянул на него, поклонился и исчез.
Брингер взял корзину и опустошил ее содержимое на стол, которое засветилось радужными переливами.
— Выбирай теперь, дитя! — сказал он смеясь.
Мира повернулась. Один большой зеленый камень скатился со стола к ее ногам. Задумчиво подняла она его, посмотрела на Брингера и выронила камень. Губы ее дрожали, она смотрела почти с упреком.
— Почему ты бросила? Разве он, недостаточно красив? Тогда выбирай себе другой побольше, который блестит ярче. Выбирай, маленькая Мира, изо всего, что нам собрало плохое расположение духа Рамигани.
Мира сделалась совсем серьезной. Она ничего не понимала. О, саиб шутил — он был в хорошем настроении! А почему и нет?! Она сжалась, как будто от холода.
— Нет, моя маленькая Мира, это вовсе не шутка, — ответил Брингер на ее немой вопрос.
И когда, наконец, Мира сообразила, после немого изумления, сомнения, и надежды, — она вскрикнула, как зверенок, подбежала к столу, и погрузила свои ручки в корзину, черпая обеими горстями находящиеся там вещички, точно воду. И восклицая, вскрикивая, как если бы стеклышки ранили ее, роняла их, поднимала и хватала в детском возбуждении, точно каждое такое движение убавляло несколько часов горя с ее жизни. Она совала украшения в свои волосы, надевала бусы вокруг шеи и на руки и, наконец, набрала цветных камней в подол своей юбки и залюбовалась на их переливы и игру.
Брингер засмотрелся на нее. Когда она, точно уставши от большой радости, опустилась на колени, словно маленькая, нежная богиня счастья, — он позвал ее.
— Ты не хочешь дать мне напиться, Мира? Девочка улыбнулась счастливо, без всякого чувства вины. Она забыла свой первый долг — да! Но она была счастлива! Разве саиб не приказал ей быть счастливой?!
Она поднялась, освобождая складки своего платья, так что все вещи посыпались подобно блестящему дождю на пол. Но она не обращала на это внимания. Она выбрала самый красивый плод, как приказал саиб, очистила его и смешала его сок со льдом. Стакан она поднесла таким движением, что это напоминало жертвоприношение своей нежностью и торжественностью.
— Благодарю тебя, Мира!
Девочка стояла возле него и смотрела, как он пил. Взглянув на его руки, она быстрым движением бросилась из комнаты, и только звон амулетов указывал направление ее пути.
Брингер подпер голову болевшими руками и закрыл глаза. — «Может быть, — подумал он, — что все то, что я делаю, бессмысленно. Может быть я плутаю и все дальше отдаляюсь от цели. Может быть этому всему последуют лишь слезы и вскрики этого ребенка… Кто мы? Паруса, надуваемые ветром»…
— Саиб, — прозвучал просящий голос Миры, — позволишь ли ты полечить твои руки?
В руках Миры была раковина, наполненная белой мазью.
— Умеешь ты и лечить? — спросил Брингер улыбаясь.
— Да, саиб, — ответила та просто.
Девочка опустилась перед ним на колени и положила ракушку на пол перед собой. Брингер отдал руки в ее распоряжение. Она мазала пораненные места; ее пальцы при этом были нежнее опавших цветов. Она освежала больные части, склоняясь над ними и плакала.
— Саиб, — сказала она, глядя на него полными слез глазами, — как могло случиться, что ты повредил себе так руки?
— Моя маленькая сестричка, — промолвил он после паузы, точно ища в глазах ее опоры, — я раз бил свои руки, колотясь о железные ворота, за которой скрылась одна женщина, которая, как мне кажется, — моя жена!
— Хочешь ты ее видеть, саиб?
Брингер смотрел на нее недоумевающим взором.
— Кого?
— Твою жену, саиб!
Брингер встал; его пошатнуло.
— Ты говоришь о моей жене?
— Да, саиб.
— Разве она точно здесь?
— Здесь!
— И ты… ты видела ее?
— Да, саиб.
Брингер думал и смотрел, нахмуря брови, перед собой. Он чувствовал усиленное биение сердца и спазмы в горле.
— Слушай, Мира. Поразмысли сперва, чем ответить мне. Скажи, знает ли раджа, знает ли Рамигани, знает ли кто-нибудь другой здесь во дворце, что ты видела мою жену?
— Никто, саиб.
— Никто? Смотри, от этого зависит очень многое!
— Никто!
— Уверена ты в этом?
— Уверена, саиб.
— Хорошо, — сказал Брингер и вздохнул. Он посмотрел на девочку и грустно улыбнулся.
— Хочешь помочь мне?
— Да, саиб.
— Позови Рамигани.
Рамигани явился в тот момент, когда Брингер готовился перешагнуть порог своей рабочей комнаты.
— Скажи радже, что я решил строить гробницу и ожидаю лишь его приезда, чтобы приступить к работам.
7
— Терпение, саиб, — сказала Мира.
Но его то как раз Брингеру не хватало. Еще больше не хватало его Мире. Опять и опять принималась она рассказывать с нежным оживлением, где и когда видела она белую женщину. И всегда говорила «да», в ответ на его вопросы о признаках, которыми он старался определить свою жену.
— Да, у неё были белокурые волосы и бледное лицо, легко вспыхивающее от предательского румянца. Да, у неё был маленький шрам под левой бровью. У неё были тонкие ручки. У неё была привычка складывать свои прекрасные руки и так слушать кого-нибудь, углубившись в самосозерцание.
— Да, она была прекрасна, как исполнение желания, и когда она улыбалась, то казалось странным что тьма не сменялась светом раньше времени, и что певчие птички не начинали петь раньше полуночи.
И Мира видела ее.