Мезалийцы
Шрифт:
Пять минут спустя снова последовали выстрелы из земли, а потом ещё через час. И тут я сообразил, и сказал Зевсу:
— Это, несомненно, спиралехвосты. И тени от них подтверждают только одно — мы уже в другом пространственно временном слое, в котором виден и наш прежний мир, только он выглядит иначе, разряжённее, как совокупность голограмм, всё же ещё довольно плотных.
— Если даже и так, то всё равно эти спиралехвосты — самые вредные и назойливые существа — настолько вживлены в пространство, что даже здесь не дают нам спуска. И как вообще они продолжают нас чувствовать?
— По всей видимости в том мире от нас сохраняется
Следующие три часа я шёл, стараясь ступать как можно тише, не проронив ни слова, экономя жизненные силы. Так мы с Зевсом прошли километров пятнадцать, следуя за силуэтами хиронцев в ночном небе. Они изредка облетали нас, посматривая на наше состояние, и снова уносились вперёд. Вскоре силуэты хиронцев на высветляющемся небе стали различимее, а затем из-за горизонта показалось солнце.
Это новое солнце и новый восход оказались совсем не такими как прежде. Диск светила явно был больше, и кромка его отдавала изумрудно-зелёным свечением, а сам лик светила источал неоновые лучи. Эти первые ярко-синие лучи осветили всё вокруг, и тут я увидел под ногами вместо привычного пустынного песка — покров напоминающий ковёр из пожухлых листьев, или фиолетовых хлопьев-черепиц. Только зыбкое ощущение от этого под ногами не переменилось. Взглянув на себя и Зевса, совершенно точно уловил свечение вокруг тел, наподобие коконов — то были биополя, которые в данном измерении отчётливо просматривались.
На поверхности дредноута босса появились фосфоресцирующие прожилки и пятна. На моём костюме этих светящихся прожилок было немного, и они светили очень тускло. Я сразу сообразил, что так в новом пространственном слое визуализируются электрические токи. И то, что заряды в моём костюме практически иссякли, я начинал чувствовать всем телом:
Едва справлялась система охлаждения и вентиляция. Мне стало значительно труднее передвигаться, конечно, из-за возрастающего утомления, но ещё и потому, что костюм отяжелел от впитанного пота. Запасы воды подходили к концу. У меня и Зевса оставалось по бутылю сока грибовидных деревьев, потому что мы не могли попасть в подпространственные хранилища. А солнце как назло набирало обороты, и даже в новом сине-зелёном мире пустыня оставалась мучительно знойной.
Теперь я ни о чём другом не мог думать, кроме как о скорейшем привале, и о том, чтобы хватило воды, и хватило бы сил противостоять энерговампиризму иноматериальных спиралехвостов . Вдруг от этих мыслей меня отвлекли чертыхания Зевса. Я очнулся, и услышал, как он возмущённо бранит электронику на своём костюме. О том, чтобы связаться с центром управления речи уже давно не было, но за последний час я едва ли обратил внимание, как фосфоресцирующие прожилки электричества на дредноуте Зевса сильно потускнели. И в этот самый момент, когда я услышал ругательства босса, увидел, как он остановился, потому что следом за электроникой перестала функционировать ещё и пневматика костюма — дредноут босса заклинило.
Хорошо, что
На вид босс был гораздо бодрее и не такой уставший, как я. Оно и понятно: весь предыдущий путь от всяческих внешних негативных воздействий его защищал дредноут. Тем не менее, зной и прыгучие энерговампиры и Зевса изрядно потрепали. Мы перекинулись с ним несколькими словами о самочувствии, и двинулись дальше.
Прошёл ещё один мучительный час, за это время раз десять меня пронзали эфирные спиралехвосты. Ночью они выглядели как тени, а на солнце просвечивали, словно мутные стеклянные трубки. И каждый раз эти трубки пролетали сквозь меня, отхватывая куски от самой сути источника жизни — силы воли.
Датчики на моём костюме давно перестали работать, и вообще обесточенный он приходился скорее обузой, нежели поддержкой. Но и без его приборов, я чувствовал, как поднялось моё давление. Виски гудели и пульсировали, дыхание затруднилось, и грудь будто бы сжимало тисками. А ещё очень сильно хотелось пить. С этой жаждой я откупорил свой бутыль и выпил то последнее, что в нём оставалось.
Очень скоро стало невыносимо дышать — солнце в небе достигло своей наивысшей точки, и палило беспощадно. Который час подряд я ощущал себя как насильно запертый в парилке при стоградусной жаре. В какой-то момент, почувствовав себя совсем худо, вобрал в легкие воздуха, и что было мочи, окликнул в небе Гу.
Он развернулся, и принялся планировать в мою сторону. Сверху ему наверняка сразу бросилось в глаза моё плачевное состояние, так как я плёлся, загребая ногами черепицы земли, ссутулившись и пригнувшись книзу. Гу подлетел ко мне, и с вежливой настороженностью , словно ожидая запыхавшейся просьбы от немощного старика, вопросительно посмотрел на меня. Я же остановившись, и переведя дыхание, тихим и болезненным голосом спросил его, как далеко ещё до привала.
Гу ответил, что осталось предположительно пять километров. И это предположение меня «очень обнадёжило» мыслью, что как-то нужно пройти данное расстояние, отчего я в изнеможении простонал.
Тогда хиронец обратился ко мне и Зевсу, шедшему впереди:
– Если проведём ещё один ритуал возле следующих мегалитов , — он показал на выпрыгнувшего в этот момент из земли эфирного спиралехвоста, — то плохие существа исчезнут . — С этими словами Гу поднялся в воздух, и со своим крылатым спутником продолжил указывать нам путь.
Несмотря на то, что до пункта назначения оставалось недалеко, мне в силу нижеследующих причин было не суждено увидеть, как мы пройдём оставшееся расстояние. К тому моменту спиралехвосты всё реже выскакивали из земли, чем ближе мы подбирались к хранилищу. И я уже с облегчением подумал, что, наконец, они оставили меня в покое. Но не тут-то было: ещё через несколько шагов сразу два прозрачных жгута поразили меня в область солнечного сплетения, и этот новый удар я был не в силах снести. В следующее мгновение во всём теле возникла слабость, подступила тошнота. А затем голова закружилась, и я потерял сознание…