Меж двух океанов
Шрифт:
Спустя четверть часа мы все усаживаемся по машинам, перепачканные и промокшие до костей. Шофер грузовика
нажал на стартер, завел машину, воткнул первую пониженную передачу и тронул с моста. Гляди-ка, вот что значит коробка скоростей для гор. Мотор ревет, словно голодны!»! тигр, а машина тащится со скоростью около двух километров в час. Медленно, упорно, словно танк. Если бы снаружи не j так лило, можно было бы с удовольствием прогуляться.
Через полчаса самый страшный подъем остался позади. Мы хотим заплатить шоферу за услугу, но он чуть не обиделся.
— Разве вы не помогли бы мне, окажись я в такой каше? Спокойно поезжайте вперед. Через тридцать километров отсюда встретимся на развилке…
— В Энкуэнтрос?
— В Энкуэнтрос. Там небольшой деревянный трактир. Если хотите, подождите меня там. А пока можете спокойно поесть.
Еще часа полтора нас сопровождал ливень и бешеная пляска стрелки высотомера. Вверх-вниз, вверх-вниз, без надежды на то, что когда-нибудь это кончится. На второй скорости мы еле-еле дотянули. Приехали уже в су-, мерки.
Спустя чае под окнами послышался шум мотора грузовика.
— Ну как, обошлось? — обратился к нам шофер, явно будучи в хорошем настроении, привыкший к тому, что езда в горах — это не игра в бирюльки.
— Остаток пути кое-как выдержали. А вот что будет дальше? Ваши barrancas, те, что на карте, никак нам те нравятся!
— Как раз об этом-то я и хотел с вами поговорить. Ехать так дальше вам нельзя. Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев. До Таначулы в Мексике вам осталось ровно двести тридцать три километра. Но дорога — гора на горе. Смените сперва каретку, в противном случае не стоит даже и пытаться ехать. Первая скорость вам понадобится как при подъемах, так и при торможении на спусках. Второй здесь не затормозите.
— Запасная каретка не дойдет сюда и за месяц. Да и ждать столько времени мы не можем. Посоветуйте-ка лучше, не сможет ли кто-нибудь помочь нам в самых трудных местах так, как это сделали вы?
— На помощь там не рассчитывайте. Лично я со своей машиной на это не решился бы. Там уйма неогороженных поворотов. В некоторых местах они не шире трех метров, а сейчас они будут скользкие как змея. Буксиром вас можно на каком-нибудь из узких поворотов совсем стянуть с дороги. Тогда уж вас никто не найдет…
— Значит, нам ничего не остается делать, как взвалить нашу машину на грузовик и везти ее двести километров.
— Или ждать запасную каретку и ремонтировать…
— Этого мы не можем сделать. Завод хочет произвести весь ремонт у себя на месте.
Шофер некоторое время раздумывал, а потом вдруг сказал:
— Miren, muchachos. Сейчас, ib период дождей, нам особенно торопиться некуда. Заплатите <мне за бензин, за масло и сколько-нибудь сверх того, и я довезу вас до Таначулы.
— Сколько времени на это понадобится?
— На этой дороге сильная легковая машина в среднем не превысит тридцати в час. Пожалуй, даже двадцати. Грузовик— этак десять. Через два дня можем быть на месте. Идет?
— Идет!
— Особенно не переживайте, что не едете своим ходом. Все равно в Таначуле я выгружу вас прямо на железнодорожную платформу. Дело в том, что шоссе там кончается совсем. На собственные колеса вы можете стать только в Хучитане…
— Bueno, я вернусь послезавтра, и тогда мы займемся этим делом, я должен разгрузиться внизу. Впрочем… — и Хулио Кахас, который после ужина представился нам, церемонно сообщив свое имя, и чуть стыдливо стал обращаться к нам «сеньорес» вместо прежнего «мучачос», вероятно, потому, что теперь мы стали его клиентами, на минуту задумался. — А что вам, собственно говоря, делать здесь все это время без машины? Загоните ее вон туда под крышу возле бензоколонки, а я скажу Пересу, чтобы он ее покараулил. И можете ехать со мной, не пожалеете. Чичикастенанго стоит того!
Большую радость, чем доставило нам это приглашение, мы получили бы, вероятно, только если бы Кахас каким-нибудь чудом заменил больную каретку здоровой. Ведь Чичи, как называют гватемальцы Чичикастенанго, было включено в нашу программу, но после событий второй половины дня мы уже примирились с тем, что эту подлинную жемчужину гватемальской этнографии мы не увидим. Тягостное ощущение усталости от чрезмерного количества все новых и новых впечатлений, которые валились на нас уже более трех лет, овладело нами. Заплаканное небо и поврежденная машина нагнали на нас вдруг смесь меланхолии и тоски по родине. Скорей бы все это уже кончилось, и домой, домой, домой! Мы чувствовали себя почти так же, как и те, кого мы на протяжении нескольких лет называли земляками, считая свой передвижной домик на колесах частицей хотя и далекой, но совершенно конкретной родины; «татра» не была ни ранчо, ни куском плантации хлопчатника, которые засасывают человека и не выпускают потом из своих когтей.
Слова Кахаса заставили нас встрепенуться и выйти из этого состояния болезненного пораженчества. Печалью «татру» не отремонтируешь и не сдвинешь ни на сантиметр! Почему бы нам два дня не поиграть в туристов, которым мы до сих пор никогда не завидовали? Почему не стать путешественниками, которым даже и во сне не приснится печалиться заботами о том, каким образом они будут двигаться дальше, которые перестали сознавать, что путешествуют-то. собственно, не они, а кто-то за них, и этот кто-то передвигает их с места на место и предлагает их взору то, что пожелает он, а не то, что хотели бы они. Путешественниками, которые, получив купонную книжку с проездными билетами и талонами на питание, изо дня в день позволяют передвигать себя, как фигуры на шахматной доске, а по возвращении самое большее что сделают, это неохотно расскажут, как они были вынуждены целый час ждать, пока этот чумазый недотепа, лежа под автобусом, ремонтировал лопнувшую рессору…
— Вы очень добры, дон Хулио, подождите нас минут пять, мы только захватим полотенца и зубные щетки. И фотоаппараты. Все остальное бросим здесь под присмотр Переса…
Грузовик врезался во мрак, фары его выкроили из тьмы клин дороги, и вот он, словно ненасытный мурлыкающий хищник, ползет сквозь ночь с горы на гору. Потом нам показалось, что мы проспали сто лет, когда вдруг Кахас похлопал нас по плечу и в тишине выключенного мотора сказал:
— Вставайте, вставайте, мы уже на месте. Видно, вы здорово устали, а?
Вокруг стояла тишина, как в заколдованном злым волшебником городе. Ухабистая мостовая без тротуаров, обрамленная двумя рядами низких домиков, уходила вдаль, пока хватал свет фар. А дальше тьма, гробовая тишина и ни живой души.
Кахас выскочил из машины и забарабанил в ворота.
— Это пансион Чугуила. Снаружи он ничем не привлекателен, зато… ну и копаются же!., зато патио, как в Севилье!
Откуда-то послышался злой крик попугая, затем шлепанье босых ног, загремел тяжелый засов. Ворота приоткрылись, и сквозь щель на нас заморгали заспанные глазки морщинистого индейца.