Меж трех времен
Шрифт:
– Вы помните, где вы были в день убийства?
– Нет.
Председатель счел за благо вмешаться:
– С двойными воспоминаниями все ясно. Но сегодня у вас появилось что-то новенькое?
– Точно. Дня через два после того, как мы потолковали с Карлом, я припомнил кое-что еще, только не сразу взялся за поиски. У себя в Дрекселе я заведую транспортным отделом большого универмага, нам приходится отправлять кучу всякого барахла, а значит, работать сверхурочно. И все-таки в минувшее воскресенье я собрался с духом, вытащил верхний ящик комода и вытряхнул содержимое на кровать.
– Он улыбнулся всем присутствующим, словно приглашая их присоединиться к своему веселью.
– Этот ящик - объект каждодневных шуток среди моих домашних, и каждый считает своим долгом пройтись по этому поводу. Я сваливаю
– Ну так вот, - продолжал Браунстейн, чуть переведя дух, - вывалил я весь этот мусор на кровать, а потом начал помаленьку перекладывать его обратно в ящик. Бумажку за бумажкой, вещицу за вещицей, пока не отыскал вот это...
Он разжал руку, и все привстали, чтобы лучше видеть. На ладони Браунстейна лежал плоский кружок размером чуть больше монеты в полдоллара. Кружок был белым - то ли пластик, то ли покрытый эмалью металл. И на нем синие портреты двух мужчин лицом друг к другу: слева, с поворотом в три четверти, - уверенно улыбающийся Джон Кеннеди, справа, строго в профиль, - серьезный, почти насупленный Эстес Кефовер. Над портретами - на красном фоне полукругом, белыми буквами: «Первый срок удался». Такими же буквами внизу, но на голубом фоне: «Заслуживает второго». И прямо под портретами и ленточкой - фамилии: «Кеннеди - Кефовер, 64» [в действительности сенатор Э.Кефовер умер вскоре после убийства Кеннеди, в том же 1963 году].
– Значок избирательной кампании, - тихо констатировал кто-то.
Кто-то не удержался от восклицания:
– Будь я проклят!..
И кто-то еще не совладал с любопытством:
– Можно посмотреть поближе?..
С согласия Браунстейна значок начал путешествие вокруг стола.
После этого решено было выпить кофе, как повелось на факультете, его сварили в колбе и процедили через воронку с фильтровальной бумагой. Прихлебывая из пластиковых чашек, одни стояли или бродили по комнате, другие присели на край стола. Значок с портретами все переходил из рук в руки, его недоверчиво подносили к глазам, ощупывали выпуклое клеймо изготовителей на обороте...
– Ладно, - изрек наконец председатель, - подведем черту. Поставьте чашки на стол, если угодно.
– Выждав, пока все снова уселись, он добавил более деловым тоном: - Мистеру Браунстейну пора в путь, до дома ему неблизко. Пока он не уехал, можете задать еще несколько вопросов.
– С вашего разрешения, - подала голос Одри.
– Мистер Браунстейн, а вам не доводилось встречать других, у кого сохранились... так сказать... сходные воспоминания?
Гость, который теперь стоял рядом с председателем, кивнул:
– Да, однажды довелось. В доме моего брата. Он бейсболист, я пошел на матч посмотреть на его игру. С ним в одной команде был парень родом из Чикаго. Брат заставил меня пересказать этому парню мою историю, и тот отозвался: мол, я уже слышал что-то подобное. У себя в Чикаго.
Молодой лысеющий блондин по имени Стив подхватил:
– Ну и что, у того, другого, все совпало? Я имею в виду - про Кефовера, Дирксена и про съезд в Атланте?
Браунстейн покачал головой.
– Я спрашивал его об этом, только он ответил - нет. То ли он не знает, то ли не помнит. А может, он просто меня разыгрывал, знаете ли. Мол, что тут особенного, я и не такое слышал. Только мне кажется, что это был не розыгрыш. Думаю, парень говорил правду.
Гостя поблагодарили, и он удалился. Карл ушел вместе с ним. Избирательный значок, подаренный Браунстейном, остался лежать на столе, и до самого конца заседания кто-нибудь время от времени брал его в руки и вновь и вновь разглядывал.
– Ну что ж, - заявил председатель, - пора предоставить слово Тэдди Леманну, но, - он улыбнулся молодой женщине в армейской форме с нашивками лейтенанта, - вы ведь у нас новенькая?
– Да, если вы меня примете.
– Мы принимаем всех, кому интересно. Вы учились здесь?
– Я-то нет, а вот мой муж учился. Правда, мы развелись, но он успел заинтересовать и меня. И мой интерес не погас по сей день.
– Прекрасно. Уверен, что тот, кто привел вас сегодня, успел проинструктировать вас хотя бы вкратце. Кстати, кто это был - вы, Фрэнк?
– Как вы догадались?
– удивился Фрэнк.
– Считайте, что меня озарило.
– Несколько человек подавили улыбки, а председатель опять повернулся к женщине-лейтенанту: - Давайте проверим, не упустил ли ваш инструктор чего-нибудь. Вам понятно, чем мы тут занимаемся? Пока что мы ищем и фиксируем определенного рода инциденты. Документируем их в меру наших возможностей. Мы не знаем, что они означают. Может, и вовсе ничего. Разумеется, у каждого из нас есть своя гипотеза, но ясно только: подчас один и тот же отрезок времени существует как бы в двух версиях. Или существовал, а затем одна из версий победила другую. По крайней мере, так это выглядит, хотя в действительности вполне возможно, что все совершенно не так...
Мы пока даже близко не подошли к тому, чтобы сформулировать какую-нибудь определенную теорию, мы только прослеживаем эти инциденты всякий раз, едва услышим о них. Строгих организационных принципов у нас нет. И мы не высовываемся. Действуем, стараясь не привлекать к себе внимания, чтобы нас, чего доброго, не сочли помешанными. У каждого из нас есть небольшая агентурная сеть из родственников, друзей и знакомых - привлекаем всякого, кто узнал, услышал или каким-то иным образом натолкнулся на инцидент из тех, какие мы собираем. Так что обзаводитесь своей агентурой, если вы этого еще не сделали. Сами разберетесь, кого можно привлекать, а кого не стоит, - вот, пожалуй, и все, что я могу вам посоветовать. И даже тем, кого привлекаете, объясняйте как можно меньше. Делайте вид, что действуете в одиночку - маленькое хобби, ничего особенного. Потому что, имейте в виду, - председатель выдержал паузу, чтобы предупреждение прозвучало внушительней, - официально мы не имеем к факультету парапсихологии ни малейшего отношения. Официально там о нас и не слышали. Мы просто группа частных лиц, у которых довольно странное хобби. Мы даже не позволяем себе встречаться в стенах своего факультета, и раз ваш бывший муж учился у нас, вы без труда поймете почему. За сорок лет существования наш факультет наслушался вздора, - председатель зло прищурился, - от ученых мужей, занятых в других, рес-пек-та-бельных областях, которые не признают никаких фактов, никаких доказательств, хуже того, не желают признавать даже тогда, когда факты, как собаки, вцепляются им в задницу.
– Он улыбнулся женщине-лейтенанту и самому себе.
– Прошу прощения, если я чуть-чуть рассердился, это скоро пройдет. В общем, мы работаем строго неофициально и негласно, как только можем. Согласны? Готовы принести священную клятву на крови? (Лейтенант вернула ему улыбку.) Тогда добро пожаловать в наш ковчег. Тэд, насколько я понимаю, вы ради нас предприняли летом серьезное путешествие? Кажется, в Аризону?
– Я так или иначе уже забрался в Калифорнию. Проводил там отпуск - в Лос-Анджелесе, можете себе представить!
– Тэд, один из лучших исследователей в группе, мог бы считаться красавцем, если бы не обкорнал почти под корень свои каштановые кудри и не носил очки в тонюсенькой железной оправе, круглые, как монеты. На вид ему было лет тридцать, из нагрудного кармана рубашки торчал калькулятор.
– В общем, потратил пару дней, вылетел в Финикс, взял напрокат машину и добрался до местечка, где поселился интересный для нас субъект.
– Понятно. Расскажите о нем поподробнее.
– Моя мать впервые услышала о нем много лет назад от одной своей приятельницы-сверстницы. Обе они жили тогда в Нью-Йорке. Я позвонил этой женщине и выяснил имя этого человека - мама его не помнила. В свое время он был юристом, известным юристом, партнером в большой адвокатской фирме, и его прекрасно помнят до сих пор. Теперь он, правда, удалился от дел, но найти его оказалось несложно. Я позвонил ему, и мы договорились как-нибудь летом встретиться. Вот и встретились...