Между адом и раем
Шрифт:
— Эта «Борзая» действительно так страшна? — спросил Тейт.
— Страшнее, чем ты можешь представить. «Борзая» огромна, — сказал Уайнберг, — на борту сорок боеголовок, по двадцать в каждом крыле. Поверхность корпуса не позволяет обнаружить корабль с помощью радара или сонара — она от кормы до носа покрыта новым поглощающим материалом толщиной в метр.
— Как действует это покрытие? — спросил Тейт.
— Ну, оно делает лодку полностью невидимой и неслышимой. Практически до нуля снижает уровень вибрации, передаваемой воде при движении. Лодка должна была стать последней попыткой Советского Союза противостоять флоту США.
— Отчаянная попытка подобраться со спины, — решил Тейт, почесывая подбородок.
— И сейчас это жуткое изобретение оказалось в руках кубинских повстанцев, — сказала Конч.
Снег постепенно начал смешиваться с дождем. В окна старого кирпичного дома, принадлежащего доктору Виктории Свит, стучали тяжелые капли. В ее кабинете на первом этаже горел камин. Вечерело; густые облака, закрывшие небо над городом, помрачнели, и на улице стало совсем темно. Тем не менее женщина убавила яркость красной лампы у кушетки, на которой лежал мужчина.
— Так нормально?
— Нормально, спасибо.
Она пододвинула стул к кушетке и села, скрестив ноги. Послышался слабый шорох шелковой материи.
— Удобно?
— Вполне.
— Тогда начнем, хорошо?
— Да, доктор.
— Вас что-нибудь беспокоит в последнее время?
— Да. Сильная зависимость.
— Зависимость? Раньше мне о ней ничего не было известно.
— Мне тоже. Она возникла совсем недавно.
— Какая же это зависимость? Наркотическая? Алкогольная? Табачная?
— Сексуальная.
— Сексуальная?
— Да. С недавних пор я обнаружил, что у меня сексуальная зависимость.
— Ясно. И как вы пришли к этому удивительному открытию?
— Меня преследуют… навязчивые мысли. Из-за них я не могу спать по ночам, а днем все из рук валится.
— Эти мысли… вы можете описать их?
— Некоторые могу. Остальные…
— Хорошо. Давайте начнем с тех, что вы можете описать.
— Ну, тогда перескажу недавние. Вот что было в них: я в вашем кабинете, лежу на кушетке, в камине горит огонь. Вечереет. За окном мокрый снег — слышно, как холодные капли барабанят по стеклу и…
— Подождите секундочку. В моем кабинете?
— Да.
— А я? Я есть в ваших мыслях?
— Да. Вы приглушаете свет красной лампы, и освещение в основном исходит от огня в камине. Я даже смутно вижу, как играют языки пламени, отражаясь на потолке.
— А где я?
— Вы пододвигаете стул к моей кушетке и садитесь. Мои глаза закрыты, но я слышу ваш голос. Вы скрестили ноги — я слышу, как шуршит шелк. В это мгновение я приоткрываю глаза и пытаюсь увидеть…
— Что?
— Ну, вы понимаете, когда вы кладете одну ногу на другую, я пытаюсь разглядеть…
— Что у меня под юбкой?
— Да.
— И что, в этой грезе вы замечаете, что там?
— Нет. Не выходит.
— А если я повторяю? В ваших мечтах ведь и такое бывает? Тогда вы замечаете?
— О да. Тогда замечаю.
— А в ваших мечтах вы не видите, чтобы я расстегивала блузку — вот так?
— Вижу. Именно так и расстегиваете!
— Снимаю ее? Бросаю на пол? Вот так…
— Да.
— А вы чувствуете аромат моих духов, когда я нагибаюсь над вами — вот так?
— Да. Я вдыхаю его, наслаждаюсь им, задерживаю в груди.
— Может быть, я целую вас в губы, вот так?
— Да.
— И дотрагиваюсь до вас… здесь?
— Да.
— И что вы при этом чувствуете?
— Как будто я тону. Как будто падаю в пространстве.
— Я скучала по тебе, Алекс. Так скучала…
— Останьтесь, док.
— Да, я здесь. Теперь я останусь с тобой.
22
Виктория Свит еще раз посмотрела на себя в зеркало, стоя в прихожей.
Волосы? В порядке.
Макияж? В порядке.
Платье? В порядке.
Украшения? В порядке.
Трезвый ум? Ну, может быть, с трезвым умом не такой уж порядок, но какая разница! Она влюбилась. Они с Алексом провели такой чудесный час вдвоем, а ей уже не терпелось увидеть его снова. Одеваясь, она представила, как он стоит перед зеркалом и бреется, чувствуя, может быть, то же самое, что и она.
— Да-да! — радостно воскликнула Виктория, глядя на свое отражение, и надела самое теплое зимнее пальто. Она вышла на улицу. Стокли ждал в машине, припарковавшись на обочине с включенным двигателем. Мокрый снег наконец-то прекратился, но температура резко понизилась.
Каким-то образом ей удавалось идти по скользкому тротуару, совершенно не поскальзываясь. Стокли уже стоял у пассажирской двери, держа ее открытой. Держать дверь открытой? Это явно было не в традициях Стокли.
— Добрый вечер, мисс Вики, — сказал он. — Вы выглядите особенно здорово сегодня. Прямо в идеальной форме.
— В идеальной форме? — удивилась она, забираясь в машину. — Догадываюсь, у кого ты нахватался таких выражений.
Стокли улыбнулся, захлопнул за ней дверь и, обойдя машину, сел за руль, ужасая своей исполинской фигурой.
— В идеальной форме, так и есть, — сказал он.
— Хорошо, Сток, — снова начала она. — К чему вся эта суета?
— К чему вся какая суета? — Он завел двигатель «Хаммера» и вырулил на заснеженную улицу. В машине было достаточно тепло.
— Ну, зачем придерживать мою дверь открытой, например, и все эти дурацкие комплименты?
— Действую согласно приказу, — ответил Сток. — Босс говорит — «прыгай, старина Сток», и я буду скакать, как кот, у которого по хвосту грузовик проехал. — Сток хлопнул по колену, издав радостный возглас.