Между Амуром и Невой
Шрифт:
— Не может этого быть, — благодушно сказал Черевин. — Вот же росчерк подполковника. Он же офицер.
— Петр Алексанрович! Я сообщаю вам об этих лицах истинную правду. Слово дворянина.
Когда до начальника императорской охраны дошел смысл последней фразы, рюмка в его руке вдруг сильно задрожала и коньяк вылился на красный генеральский лампас. Черевин отставил посуду, вскочил, подбежал к двери, крикнул секретарю в приёмную:
— Меня нет ни для кого!
Затем плотно закрыл дверь, подсел к Благово, взял его осторожно за рукав и заглянул в глаза внимательным, виноватым и трезвым взглядом:
— Павел
Глава 33
Между Амуром и Невой
Когда Челубея привезли в деревню, он был уже совсем плох. Дыхание не прослушивалось, даже хрипы исчезли; руки горячие и влажные, а со лба беспрерывно катились крупные капли пота. Патриарх поглядел на него скорбно, шмыгнул носом и сказал:
— К вечеру преставится. Соборовать надо. Попа у нас нету, а я только уствщик; но исповедовать могу.
Вбежала бледная и растрёпанная Хогешат, кинулась сначала к брату, ощупала всего, убедилась, что цел, и занялась Недашевским. Без истерик и слёз, быстро и ловко стащила с него задубевшую от крови рубаху. Промыла водкой рану, оказавшуюся, по счастью, сквозной, вложила с обеих сторон в пулевой канал по кусочку бараньего сала и опять забинтовала. Казалось, отверстие уходило прямо в сердце, но Челубей после перевязки едва заметно, но упрямо задышал.
Появился Патермуфий, в фелони и подризнике, с иконой в руках, сказал:
— Выйдите все вон отсюдова.
— Зачем? — насторожилась девушка.
— Затем, что исповедовать его надо побыстрее, а то помрёт, а грехи не отпущены.
— Глупости какие! Я его вылечу.
— Девка, не путайся под ногами. Телу его уже не помочь — душу спасать надо.
— Ах, ты… а ну пошёл прочь, старый дурак! — топнула вдруг Хогешат миниатюрной ножкой. — Ему ещё жить да жить!
И, развернув патриарха, без всякого почтения вытолкала его из комнаты.
В этой маленькой, тонкой, как былинка, девушке невесть откуда явилась властная уверенность. Не напускная — Алексею приходилось с деланой бодростью врать умирающему человеку, что они ещё выпьют с ним кизлярки — а искренняя, настоящая. И это заряжало и давало надежду. Умом Лыков понимал, что Челубей не жилец, но так хотелось чуда…
И ещё какая-то нелепая ревность колола его сердце: а стала бы Хогешат так же хлопотать, если бы он, Алексей, лежал сейчас с пулей в груди?
Поймав себя на этой мысли, Лыков устыдился её. Он полюбил Челубея как брата, хотя обязан был при случае посадить его в тюрьму. Эта необходимость давно угнетала его, а тут ещё и чеченка… Боже, обратился он ко Всевышнему, что делал совсем не часто — помоги, спаси Якова! А если ты сделаешь это её руками — ладно! Я уйду и не буду им мешать; только б Челубей воскрес. Пусть себе живут долго и счастливо, детишек рожают, вместе стареют… И ещё Алексей сказал себе, что не допустит Недашевского до кутузки. У них семь паспортов — убегут втроем с Имадином в Америку. Только б выжил.
От этого ли решения, или от молчаливой молитвы, но ему стало легче и он впервые тогда поверил, что Яков не умрёт.
А Хогешат уже отсылала брата, повелительно говоря ему что-то на своём языке, а тот согласно кивал головой. Лыков почувствовал свою ненужность и увязался за ним. Оказалось, Имадину было поручено собрать лекарственные травы. Радуясь, что может хоть чем-то помочь Челубею, Алексей схватил мешок и побежал за парнем в лес.
Когда через полчаса они вернулись в дом, девушка варила пластырь из толчёного льняного семени и яичного желтка. Не дав ему остыть, она смазала вязкой массой рану с обеих сторон, снова заложив в нее баранье сало. Потом Хогешат отобрала из принесённого вороха различных растений всего несколько травинок, обмотала их шёлковыми нитями, добавила какой-то камешек и стала читать над этим сооружением заговоры. Наконец, она сложила всё в небольшой кожаный мешочек треугольной формы, с нашитыми на нем галунами, и повесила его на кожанном же ремешке на шею Якову.
Поймав недоумённый взгляд Лыков, Имадин шепнул ему:
— Это хейкел. По вашему — талисман.
Алексей возмущённо фыркнул, но чеченец сдержано и вежливо объяснил:
— Хогешат училась у знаменитого хакима [171] Муслима Эпендиева из Шали. Вам, русским, ещё очень и очень далеко до горской медицины. У нас никогда, например, не делают… как уж? ампутаций? да, ампутаций, а умеют сращивать раздробленные кости. Ты видел когда-нибудь однорукого или одноногого горца?
171
Хаким — лекарь.
— Нет, — честно сознался Лыков.
— И не увидишь. Шамиль был ранен сорок раз. Однажды русский солдат проткнул ему штыком лёгкое. Штыком — понимаешь? Не пулей. И после этого к нему двадцать пять дней добирался его тесть, великий хаким Абдул-Азиз. Рана была смертельная и её так долго не лечили, а он добрался и вылечил! Так что — не смейся, а верь.
Утром следующего дня Хогешат растолкала дремавшего на лавке Лыкова и сказала, что Челубей его зовёт.
Очень бледный, с болезненно-восковой кожей и запавшими щеками, Недашевский первым делом спросил:
— Что с этими?
— Кто не погиб — убежал, а заимку мы сожгли.
— Мы… Плохой я оказался солдат… Только четыре раза и выстрелил, в двух попал. Опять ты всё за меня сделал… Я для чего тебя позвал… Может статься, я умру. Не делай мины; мы оба знаем, что я умру… А ты должен знать, за что рисковал… Анисим Петрович получил заказ с самого верха на… даже не знаю, как и сказать такое…
Алексей сидел и напряжённо слушал. Он видел, что Челубею трудно говорить, но не мог прервать его. Возможно, сейчас выяснится то, ради чего была затеяна вся его опасная командировка!
— …На изменение династической ситуации в стране.
— Это как это? — искренне удивился Лыков.
— Чего тебе не ясно? Царя убить.
— Убить государя? Опять? Заказ от террористов?
— Нет. Я же сказал — с самого верха… Посредником является жандармский подполковник Судейкин. С ним ещё ходит какой-то поляк… Исполнить должен Пересвет; он устроился для этого в Гатчинский дворец истопником… А чтобы всё удалось, и самому при этом уцелеть, он убивает беременных женщин… Есть такая старая разбойничья примета… Надо убить девять баб и сьесть сердца их неродившихся младенцев… Лобов о ней вспомнил, чтобы Пересвета успокоить… не каждый день царей убивают.