Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Ваше величество, — лекарь сделал приглашающий жест, — королева ждет вас.
Я последовал за ним по анфиладе залов (полностью занавешенных, дабы избежать проникновения вредоносных струй воздуха, и поэтому темных и душных) в самый последний и самый сумрачный из всех: родильную комнату.
Екатерина возлежала на огромной кровати, которую окружали слуги. Они умывали и причесывали страдалицу. Вокруг еще суетились врачи, гремя инструментами, убирая тазы и пропитанные кровью полотнища. Повсюду царило оживление, словно при
— Генрих, — еле слышно промолвила Екатерина и подозвала меня жестом.
Приблизившись, я взял ее за руку. Она была такой вялой, влажной и горячей, что мне показалось, будто я держу выжатую банную мочалку.
— Что случилось?
Я должен был узнать правду. Что бы ни произошло. Екатерина жива — уж в этом-то я, по крайней мере, убедился.
— Мертв.
Одного слова хватило. Этим было сказано все.
— Сын?
— Дочь, — выдавила она, судорожно дернув головой.
Что ж, ничего особо трагичного, никакого ошеломительного предзнаменования.
— Я опечален.
Из моей груди вырвался вздох облегчения. Воля небес пока еще не казалась мне непререкаемой. А я страшился ужасного знамения…
— Можно мне увидеть ее?
Екатерина пыталась остановить меня, но я, не заметив вялого движения ее руки, обернулся и увидел у подножия кровати маленький сверток. Там лежал мертвый младенец, его лицо было прикрыто…
Осторожно я откинул покрывало, чтобы хоть раз увидеть это личико, запечатлеть его в памяти, прежде чем навеки предать несчастное дитя земле.
Но моим глазам явилась чудовищная маска, в которой не было ничего человеческого. Одного глаза не хватало, вместо носа зиял здоровенный провал, а под ним выпячивались толстые, похожие на грибы губы. Рот был полон зубов.
— Господи Иисусе!
Я отшатнулся. Слабые пальцы Екатерины ухватились за мою руку. Так вот почему она так страшно закричала, когда ей показали новорожденного.
— Кого же вы произвели на свет?
Мне стыдно за вырвавшиеся у меня тогда слова, ведь не думал же я, что она виновата в сотворении такого монстра.
Королева закрыла глаза.
— Я не хотела… не знала, кого мне довелось носить.
— Я понимаю. Простите меня.
Мне вспомнилось, с какой любовью мы смотрели на ее растущий живот… не догадываясь, какой безобразный плод развивается внутри.
— Я ляпнул глупость, видно, ополоумел от горя, — прибавил я, вновь глянув на трупик. — Хвала Господу, что вы освободились от… него. Хорошо, что он родился мертвым.
Его необходимо захоронить где-нибудь подальше от освященной земли. В глубокой могиле, дабы он разложился там и никто его больше не увидел.
Я поманил к себе Уильяма Баттса, молодого ученика Линакра.
— Пошлите за священником.
Мне хотелось, чтобы именно человек, облеченный саном, забрал этого уродца. Баттс кивнул и наклонился с намерением взять мертвого младенца.
— Остановитесь! — вскричал я. — Не дотрагивайтесь до него!
Пусть он лежит в изножье кровати, покрывала потом надо будет сжечь. А нам с Екатериной вместо участия в обряде крещения придется пройти обряд очищения и благословения.
Пришедший священник пробубнил что-то, боязливо прикоснулся к свертку и положил его в мешок. Надеюсь, святому отцу известно, что делают в таких случаях. Я не осмелился приказывать; а также не желал знать, где похоронят урода.
По моему настоянию пригласили и второго священнослужителя, дабы он незамедлительно очистил и благословил нас с Екатериной. С кровати как раз начали убирать оскверненные покрывала, и я поднял королеву на руки. Но не смел выйти из комнаты до окончания церковного ритуала. Все во мне содрогалось от страха, отвращения и недоброго предчувствия.
Я пронес ослабевшую Екатерину по всему дворцовому крылу до ее покоев, где кровать застелили свежими белеными простынями, а в открытые окна врывался чистый летний воздух. Прочь из тех зловонных покоев, пропитанных гибельным дыханием смерти, навстречу ясному белому свету. Екатерина не протестовала, когда я уложил ее в постель, будто сонного ребенка, который заигрался до темноты.
Я вышел из апартаментов королевы и увидел переминающегося в ожидании послушника из монастыря Святого Лоуренса. Он кротко и заискивающе взглянул на меня из-под черного капюшона.
— Настоятель послал меня сообщить вам… Госпожа Блаунт переведена в особую келью. Близятся роды. — Он смиренно потупился, не зная, как я восприму такую новость.
— Тогда мне нужно побывать у вас, — точно во сне услышал я собственный голос.
Все происходящее казалось странным наваждением. На мою долю выпали серьезные испытания, и я не представлял, что еще Господь может ниспослать мне. Однако я должен покориться своей участи. Даже если меня ждет еще более жуткое зрелище, следует быть рядом с Бесси и вынести это вместе с ней. Просто из человечности.
— Ведите меня, — сказал я.
Вдвоем с молодым послушником — он сказал, что его зовут Ричард, — мы от Гринвича переправились по Темзе к Тауэру. Там я велел привести из королевских конюшен свежих лошадей. Дорога до монастыря была долгой, миль тридцать.
Сначала мы проскакали по лабиринту городских улиц, уснувших в синеватых сумерках середины лета. Интересно, гадают ли сегодня на будущее, как в старину, когда солнце набирало полную силу? Пекут ли лепешки, разбрасывают ли по кровати цветки священных растений, отступая в молчаливом ожидании… Из окон не доносилось ни звука. Мои подданные спокойно спали. О боже, если бы только я мог дать им уверенность в завтрашнем дне — то, в чем они нуждались более всего! Я говорю о наследнике престола, чьи права никто не смел бы оспорить.