Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Мы выехали за городские стены через Епископские ворота и сразу оказались в сельской местности. Ночь окутывала нас темным покрывалом, несмотря на время летнего солнцестояния. Я не различал пути и ехал вслед за Ричардом. Он отлично знал дорогу. Она была изрядно наезжена на участке между особняком Уолси и монастырем Святого Лоуренса. Кардинал являлся его покровителем и попечителем.
Справа от нас восточный небосклон окрасился первыми лучами раннего рассвета. Я молчал, упорно стараясь выкинуть из головы навязчивую картину: уродца, которого
Встало солнце. Природа вокруг нас дышала благодатной свежестью. Теплый свет заливал ровные борозды подрастающих злаков, лаская их, словно детей. Густой бархат полей обещал плодородную осень и зрелый урожай. Нашим нивам благоволила зеленая богиня.
— Почти приехали.
Натянув поводья лошади, послушник Ричард махнул рукой на восток. В первый момент я ничего не увидел. Потом мои глаза постепенно различили большое строение, сложенное из камней медового цвета.
Мы неслись галопом, ослепленные восходящим огненно-золотым диском.
С высокой сторожевой башни за нашим приближением наблюдал толстый монах, он щурился из-под руки, но потом узнал меня.
— Ваше величество! — воскликнул он и, подобрав подол сутаны, выбежал к воротам, где склонился в почтительном поклоне. — Дама проживает в доме настоятеля.
Дама… Сколь деликатное определение для положения Бесси.
Не тратя слов, Ричард показал мне на скромных размеров особняк. Он стоял в стороне от прочих монастырских построек.
— Благодарю вас, — кивнул я.
Мне понравился Ричард. Он производил впечатление сдержанного и доброго человека и совершенно не походил на аскетичного непонятливого монаха. Я начал рыться в кошеле, чтобы вознаградить своего спутника за двенадцатичасовое путешествие. Он сделал протестующий жест и посмотрел мне в глаза.
— Прошу вас… сделайте дар Богоматери от моего имени.
Богоматерь. Мадонна… Дама. Сами эти слова пробуждали почтительные чувства.
— Как вам угодно, — не стал спорить я и направился к дому настоятеля, куда поместили Бесси.
Все устроил Уолси. Он выбрал этот монастырь среди множества других. Я догадывался, что кардинал имел на то свои резоны. Что именно перевесило чашу весов в пользу этой обители: житейские удобства, спокойствие, сострадательность или анонимность?
Так или иначе, настоятель был идеальной кандидатурой по всем четырем пунктам. И вновь я мысленно одобрил Уолси, хотя в глубине души осуждал его, считая заблудшим грешником в нашем благодетельном клире.
Предупрежденный о нашем прибытии святой отец являл собой воплощение внимания и предупредительной осторожности.
Он выглядел молодо, что удивило меня. Звали его отец Бернар (возможно, в часть святого Бернара Клервоского?).
— Когда кардинал Уолси, щедрый по натуре, добрейшей души человек, прислал к нам госпожу Блаунт, — с поклоном сообщил он, — мы порешили принять ее как благородную гостью в наших собственных покоях. Ибо кто же, в сущности, может судить других? И путь сей указал нам хозяин постоялого двора в Вифлееме: ибо все наши гости посланы Господом.
Его лесть резанула мне слух, и, кроме того, сердце мое разрывалось от терзаний.
— Где она? — с трудом смог выдавить я.
— Наверху, — сказал он, поднимая руку, и многозначительно прибавил: — Над моими комнатами.
Я поднялся по каменной лестнице в эти древние кельи. Ступени укрывали ковровые дорожки, в канделябрах белели лучшие восковые свечи. Незажженные и новые: видно, тут выбрасывали огарки, не используя их до конца. Но, переступив последнюю ступень, я сразу обо всем забыл — ко мне бросился встревоженный послушник.
— Ваше величество! — Он бухнулся на колени.
— Встаньте, встаньте! — Я поднял его повелительным жестом. — Где дама?
Я мог называть Бесси этим безликим словом, как все остальные.
— У нее начались роды. Но еще не закончились пока, сир, поскольку первые.
Да, первые обычно длятся дольше всего.
Послушник посторонился; его сменил озабоченный священник.
— Повивальные бабки и наши служки приглядывают за ней, — произнес он. — Они полагают, что вскоре все закончится.
За фразой скрывалось осуждение, и я это понял. Отлично. Я повернулся к нему спиной, показывая, что не желаю более видеть его. Гораздо интереснее любоваться монастырскими угодьями. Окинув их взглядом, я восхитился царившим там порядком, простотой и добротностью. Таким я мечтал видеть мое королевство.
Я хотел было пойти в храм, прямо передо мной возвышалась его серая громада. Но побоялся пропустить рождение ребенка, а кроме того… мной овладело смущение, которое я не могу четко описать. В общем, даже после обряда очищения мне казалось, что предстать сейчас перед алтарем Всевышнего будет неслыханной дерзостью…
Тут из дверей приемной вышел юный послушник.
— Ваше величество! У госпожи Блаунт здоровый сын!
Сын…
— Она зовет вас.
Он улыбнулся. Без всякого осуждения. (Возможно, он еще слишком молод? Чересчур близок к источнику искушения?)
— Идемте.
Я прошел за юношей в приемную настоятеля, а затем в дальнюю гостевую келью. Даже мое смущение не помешало мне заметить, как шикарно обставлены монашеские покои.
Ко мне направились повивальная бабка и сиделка, у которой был вид священника, возносящего над алтарем большую гостию.
— Ваш сын, — произнесли они почти в унисон и вручили мне сверток.
Я уставился на ребенка. Господи Иисусе! Его лицо! Точная копия принца Генри…
Мне захотелось осенить себя крестом. Умерший младенец возродился в другом ребенке, который никогда не сможет унаследовать трон… в то время как королева произвела на свет отвратительное чудище.