Между двух миров
Шрифт:
— У меня для тебя ничего нет, — говоришь ты и раскрываешь полы куртки. — Ты ведь уже искал!
— Ты вернулась, значит он простил тебя? Я слышал, ты сдохла где то в подворотне, а ты вот она, живая стоишь! Так простил значит? Он простил тебя? Ну же, говори!
Его глаза бегают, он кусает губы. Очки постоянно сползают на переносицу, он со злостью стягивает их и сжимает в руке. Дешевый пластик мнется, как бумага.
— Пфаса! — ругается он и начинает метаться вдоль кабинок.
Ты стоишь и стараешься не дышать.
Чтобы вытряхнуть сущность из человеческой оболочки достаточно одного удара.
В
— Пфаса, пфаса, пфаса! — кричит он и бьет кулаком в дверь правой кабинки.
Память оболочки просачивается сквозь темноту, как вода сквозь песок и ты вдруг вспоминаешь, как его зовут.
— Гриер, — выдыхаешь ты его имя и он поворачивает голову. — Давай уйдем из туалета и поговорим в другом месте. Может я попробую уговорить Рафа…
Он подбегает к тебе и орет в лицо:
— Ты лжешь, лжешь, лжешь мне! Дрянь! Думаешь я не знаю! Да твою фотку в новостях показывали! Он тебе голову проломил, ты в коме лежала!
— А за что он мне голову проломил, ты знаешь? — это был опасный вопрос, но вся ситуация выглядела опасной.
В дверь опять стали стучаться, уже активнее. С той стороны раздавались пьяные, женские вопли.
— Так ты же не помнишь ни хрена! — вдруг звонко смеется Гриер и самодовольно ухмыляется. Его настроение вновь поменялось, он почувствовал себя хозяином положения. — Достанешь мне дозу и я тебе расскажу!
Он подходит к двери, поворачивает замок и добавляет:
— Кинешь меня и скажу Рафу, что видел тебя, второй раз он будет бить наверняка!
Он открывает дверь туалета и внутрь вваливается пьяная, женская компания с воплями, но видя тебя и Гриера они смеются и разбегаются по кабинкам. Вы выходите вместе в задымленный коридор.
— Вперед, ман тари, — говорит Гриер. Теперь он чувствует себя увереннее. — Я буду ждать тебя у выхода. И не надейся проскочить, другой двери тут нет.
Наверное ты в этот момент выглядишь очень жалко, потому что Гриер снова смеется и подталкивает тебя к входу в зал. Толпа вокруг ринга ликует, топает и кричит. Ты снова проталкиваешься к вип-залу, в этот раз идешь медленно. Если Ольга ушла, то надо придумать, как выбраться, а значит торопиться некуда. Знает ли татуированный ее номер? Сможешь ли ты уговорить его позвонить ей? А может блондинку попросить? Этой Ольга наверняка оставила свой номер.
Ты добираешься до лестницы и с высоты пяти ступенек видишь крайний столик и сидящих за ним веселых, обкуренных подростков.
Ты обводишь взглядом вип зал и не находишь ни лысого в татуировках, ни блондинку, ни Ольгу. Все лица чужие. Ты смотришь еще раз и еще раз, шея болит вертеться, но здесь нет никого, кого можно было бы просить о помощи.
Ты сжимаешь кулак.
Да, очень жаль тратить на наркомана последние силы и сеорид, но видимо у тебя не осталось другого выхода. В кулаке нарастает жар, ты закатываешь рукав куртки, потом рукав толстовки и смотришь на светящуюся татуировку, разворачиваешься и идешь обратно к выходу.
Гриер ждет, прислонившись к косяку, видя тебя он ухмыляется, но ухмылка быстро сползает с его лица, когда он видит горящий контур татуировки у тебя на руке, он щурится, но все равно перегораживает тебе выход.
— Он узнает, — шепчет Гриер тебе лицо.
— Да мне плевать, — говоришь ты. — Пойдем ка выйдем на свежий воздух и поговорим.
— А иначе что? Что ты мне сделаешь? Ты же просто красивая кукла!
Ты чувствуешь, что он хочешь замахнуться и ударить, но вдруг отшатывается, глаза его ползут из орбит, взгляд упирается куда-то значительно выше твоей головы. Он спотыкается и падает, вскакивает и пригибая голову, бежит прочь, пытаясь затеряться в толпе. Когда фигуру Гриера окончательно поглощает дым и шум, ты оборачивается и утыкаешься лбом в чей-то живот. Ты поднимаешь голову и видишь рыжую бороду, заплетенную в косу и узоры выбритые на щеках. Голова варда обнулена налысо, в правом ухе висит серьга, а карие глаза смеются.
— А он мне нужен был, между прочим, — говоришь ты и с облегчением прислоняешься к необъятной фигуре. Легко, как перышко, рыжий великан берет тебя на руки, прижимает к себе и вы выходите на улицу.
Джейн Доу. Глава 2
Изменения сохранены.
1700/06/08 Понедельник
Его зовут Гед Даари Винус, он маор и принадлежит к энергетической касте шаа-ди. Маоры чуют и видят только изменчивость маори, но слышат ша-я и шаа-су. Осмэ — слух, особенность восприятия фонетического кода у его расы, физиологическая реакция на сочетание звуков, эволюционная особенность, закрепившаяся в первых поколениях. Из-за неумения чувствовать печати, они научились слышать их.
Ты смотришь на него. В огромных руках Гедды чашка с чаем выглядит нелепо, как изъятая из детского сервиза, но еще нелепее очки с круглыми стеклами. Зрение у него идеальное, ты в этом уверена, но еще идеальнее обоняние, которое вместе со слухом заменяет ему недостаточность видимых спектров. Он очень большой и краснокожий, раскаленный, как лава, но может показаться плюшевым и неуклюжим, правда считать его безобидным было бы большой ошибкой, скорее всего последней ошибкой в чьей-то жизни. Гедда служит семье Рае около трех сотен лет, но еще дольше он служил суатрэ, палачу Ее Величества. Его долг очень глубок, так глубок, что никакие праведные дела его не освободят.
Вы отошли подальше от клуба, нашли тихое место под ярко освещенной крышей и теперь, сидя в удобном кресле, ты кутаешься в его огромную куртку, а он пьет чай.
— Госпожа распорядительница была на удивление немногословна, когда предложила мне отпуск за ее счет, — говорит Гедда, отставляет чашку, достает из кармана стопку фотографий и кладет на стол. Методы кауров не меняются. — Я посчитал, как мы давно не виделись и решил тебя навестить. Триста лет — приличный срок, но я не ожидал, что твои вкусы так изменились — гайоли? Не жмет?
Гедда всматривается в тебя через стекла очков, всем своим видом он выражает насмешливое недоверие, и иногда бросает взгляд на ручной терминал. Терминал выглядит игрушечным на его огромном запястье.
Значит, его попросил вмешаться не Дом Рае, а Анабэль. Анабэль, которая знает, что твоя сущность не вернулась в инкубатор и потому ищет тебя среди живых. С чего бы Распорядительнице Дома Смирения игнорировать правила, первое из которых равно для всех домов — не демонстрируй, что заинтересован.