Шрифт:
Анна Индира Ксарави. Глава 1
Изменения сохранены
1700/05/30 Воскресенье.
Вы идете по улице, со стороны парка доносятся радостные крики. Ветер приносит хлопья пепла, пепел кружится и оседает под ноги. В парке Столетия сжигают бумажные деревья. Это традиция, так люди празднуют день памяти Земли.
Вы идете молча. Ты, высоко подняв голову, внимательно обходя трещины в асфальте, чтоб не пропал каблук. Он, чуть ссутулившись, спрятав лицо под капюшон толстовки, широко шагает по мытому тротуару. На нем белые кеды и синие джинсы. Тебе не нравится его выбор одежды, но меньшее что ты можешь
Ты никогда не оглядываешься на него, когда он по традиции Дома, идет на два шага позади, на людях вы не касаетесь друг друга даже взглядом. Ты знаешь, ему не хочется быть здесь, но спорить с твоим решением он не станет.
Вы останавливаетесь на углу огромного, серого здания, со одинаковыми стеклянными дверями, со фасада на вас прицельно смотрят красные зрачки камер. Он открывает перед тобой массивную, стеклянную дверь, ты перешагиваешь порог, он входит следом. Эхо твоих шагов отдается под высоким арочным сводом. За стойкой информации вас приветствует искусственная девушка с фальшивым радушием. Ты кладешь перед ней карточку с именем, она улыбается и снимает телефонную трубку. Она не спрашивает ваши имена, ей не нужны ваши документы. Те, кто неотступно следят за каждым вашим движением, уже все знают о вас.
Твоя оливковая кожа, зеленые глаза, медная копна вьющихся волос, затянутая в тугой хвост, строгий серый костюм и дорогие туфли; его слишком бледное лицо, темные в малахитовых прожилках глаза, чуть выступающая вперед челюсть, наполовину бритая голова, тонкие линии чешуйчатого, перламутрового узора, на правой стороне лица; те, что сидят по другую сторону камер, видят вас насквозь. Девушка знает об этом и потому спокойна, даже слегка надменна, не сказав ни слова, она провожает вас до лифта.
Двери закрываются, ты нажимаешь кнопку 31 этажа, ни на минуту не забывая, что на вас смотрят. Он тоже не забывает, скидывает капюшон, расправляет плечи и делает шаг вперед, загораживая тебя собой. Ему пока не хватает роста, ты на целую голову выше, но это с лихвой компенсируется решительностью. Ты слышишь, как его кровь быстрее бежит по венам, его поведение не соответствует правилам Дома, но у тебя не хватает духу осадить его. Ты знаешь, что это будет правильно, но не осмеливаешься навязывать ему законы мира, из которого насильно забрала его.
Лифт останавливается, двери бесшумно открываются, вы выходите в широкий, хорошо освещенный коридор, по правую сторону широкая приемная, стен нет, все насквозь стеклянное, звенящее, но серое и однородное, гладкое, даже стол, за которым сидит девушка — секретарь, не похож на стол, а кажется просто отполированным предметом, прямоугольной формы. Вас никто не задерживает, не просит посидеть, не предлагает журналы, девушка уверенно показывает вам на очередную дверь и та, медленно отъезжает в сторону. Вы можете войти, вас ожидают.
Ты делаешь шаг вперед, он привычно выжидает секунду и идет за тобой. На незнакомой территории у него непроизвольно сокращаются мышцы и сужаются зрачки. У тебя покалывает в пальцах, ты идешь медленнее, стараясь успокоить дыхание, если он почувствует твою неуверенность и сомнения, значит, тоже будет иметь право сомневаться. В тебе.
— Добрый день! — мужчина, сидящий за столом, поднимается и выходит вам на встречу. — Меня зовут Эдвард Тахи.
Он не протягивает руку и не подходит слишком близко, жестом указывает на два кресла и полукруглый кремовый диван. По центру комнаты стоит невысокий, стеклянный столик, на нем ваза с фруктами, четыре стакана и бутылка минеральной воды. вода — это очень дорого, она здесь чтобы подчеркнуть успешность хозяина кабинета.
Ты не отвечаешь на приветствие, а сразу садишься в кресло, он, помедлив, встает у тебя за спиной. Эдвард Тахи улыбается, расстегивает пуговицы пиджака и садится напротив. Адвокат не удивляется, не комментирует, не пытается шутить и не навязывает свои правила, за что ты ему благодарна. На вид ему лет сорок — сорок пять, волосы зачесаны назад, гладко выбрит, на нем белая рубашка, галстук, безупречно черный пиджак, он пахнет ярким дорогим парфюмом. Ты решаешь заговорить первой, хоть по этикету Дома это не положено.
— Спасибо, что согласились встретиться наба, мы очень благодарны, — ты помнишь, как его зовут, но избегаешь личного обращения. Ты говоришь — наба — мужчина. — Я уже писала вам, в чем суть нашей проблемы, но если хотите, я повторю лично.
— Спасибо, но я помню, я читал очень внимательно, отта, — он принимает правила игры и обращается к тебе по правилам этикета. — Я изучил все материалы и посоветовался с другими юристами, ваш рабочая виза, как и стоило ожидать, строго контролируется вашим непосредственным начальством — школой Святого Михаила. Если вы меняете место работы, то ваша виза, к сожалению, автоматически аннулируется, вам придется заново подавать документы, ждать одобрения и на это время вы неизбежно окажетесь в серой зоне. Ваш будущий работодатель согласится заново оформить вам новую рабочую визу? Вы интересовались этим вопросом? И еще кое-что, этот юноша, ваше с ним, — он запинается на секунду, — родство, не поддерживается нашим законодательством, о чем вы, конечно, знаете. Вы являетесь его попечителем только до тех пор, пока у вас есть виза, в дальнейшем, если он останется по эту сторону, его судьбу будет решать муниципальная служба и совет по защите детей.
— Именно поэтому я и обратилась к вам.
— Благодарю за доверие. Я нашел некоторые обходные пути, но они требуют некоторых затрат.
— Деньги не имеют значения.
— Хорошо, у вас есть в Монселе те, кто мог бы при необходимости оформить опеку?
— Нет, — отвечаешь ты.
— Возможно, вам придется рассмотреть временный вариант, специализированную школу-интерната для детей ИР, оставшихся без попечения родителей. В этом штате такая только одна, при государственной академии конфликтологии имени Райтлеха. Не торопитесь отказываться, подумайте, почитайте, в Сети много информации, и помните — это на всякий случай. Еще мне надо будет напрямую связаться с вашим будущим нанимателем и выяснить его мнение по вопросу вашего контракта. Это частная организация, не так ли?
— Да, эта частная школа Юстиниана, юридическая школа международного уровня, её спонсирует дипломатический корпус ООАН. Меня пригласил лично Ион ир Сен, нынешний директор школы. Я попыталась обсудить свой уход с моим начальством, но натолкнулась на препятствие и неприятие. Я понимаю, что они меня пригласили, я им благодарна за это, но не вижу причин, по которым они должны превращать мой контракт в рабство.
— Когда истекает ваш контракт со школой Святого Михаила?
— Чуть больше чем через два месяца, в конце июля. Мне стоило обратиться к вам раньше, но я надеялась решить проблему самостоятельно.