Между двух миров

Белова Татьяна

— Я думала ты пришел бороться с ложью, а не приумножать ее! Бога нет, есть только человек. Человек страшнее бога.

— Человек трепещет, — говорит Рафаэль, поднимает руку и вдоль колонн вспыхивает пламя. Притихшие, в надежде на спасение, люди снова начинают кричать, кто-то громко молится, кто-то плачет.

Вера не защищает от страха.

— Умри за них или они умрут за тебя! Обнажи свою суть! Отбрось ничтожную плоть и кости! Я хочу видеть тебя в истинном свете!

— Зачем ты повесил зааров на крестах, Рафа? За кого они умирали?

— Смерти

нет и жизни тоже нет, — говорит Рафа. — Нет свободы ни на земле, ни на небе… Но не тогда я потерял смысл, когда осознал это, я потерял его, когда она выбрала пребывать вечность во лжи! Я бы умер за нее три тысячи раз, но ей это было не нужно, она хотела вернуться в круг… И все начать сначала! Она бросила меня! А ведь это я сделал ее тем, кто она есть! Освободил ее! Дал новую жизнь! Дал все, что она просила! Дал ей выбор, но она не выбрала меня! Тогда, я подарил ей знания и силу изменить этот мир, но она хотела только жить во лжи! Ей нужна была Его милость! Скажи мне, ты — бог этого мира, скажи — что мы такое? Ты видела что, та, другая, сотворила со своей оболочкой? Её сущность так и не смирилась. Она ненавидела себя и постоянно модифицировала. Так я понял, что не всем из нас дано принять в себе божественное начало! И потому всегда есть избранные! А остальные — прах! И в прах возвратятся они!

И Рафа отрывается от пола, взмахнув огненными крыльями.

Ты не успеваешь создать йондаль, взрывная волна отбрасывает тебя в темноту. Вокруг уже полыхает огонь, который восстал до самого купола. Ты слышишь крики ужаса и смех Джораффа.

— Плоть и кости! — его крик эхо отдается под сводами.

Сбросить оболочку и выпустить сущность, отбросить все лишнее, убрать все препятствия на пути Его Милости. Ты — шераа ат каддар, та, что вышла за предел плоти, почему ты медлишь? Освободись! И мир никогда не будет прежним. Мир неизбежно ждет война и благо если это будет обычный крестовый поход фанатиков во имя бога, а не война за бесконечность против него.

Ты поднимаешься на ноги, складываешь йондаль и с громким хлопком огонь гаснет. Гаснет свет и звук. Нет больше пламени вокруг фигуры Рафаэля, ты видишь как он падает. Величие любого ангела — глубина его падения. Рафаэль ударяется об пол и стонет от боли, но упорно поднимается. Как истинный дирижер вселенского оркестра, он взмахивает руками и создает вибрации, играет ноты, пытаясь сплести йондаль, но из темноты не рождается ни одной искры. Творец не слышит. Воздев руки, Рафа кричит, и в мгновение обращается в неживое, в камень. Посреди собора вместо него теперь стоит статуя — падший ангел в момент последней молитвы. Будто всегда здесь и стояла.

Та, что сотворила правосудие, не материальна, лишь яркий контур и черная пустота в сердцевине. Та, что по ту сторону Каньона Ирр, зовется палачом Ее Величества. Само воплощение Истины. Само воплощение лжи. Миф Белого города. Перед тобой та, которую ты создала, чтобы она жила в страшных, ночных кошмарах. Ты сама.

— Да будет дно тебе пухом, когда достигнешь ты глубины колодца, — возвышается над тобой ее голос, словно тысячи органов звучат в унисон.

И морок исчезает, не тронув ни одной струны.

Статуя Рафа, все так же стоит на коленях перед алтарем.

Ложь не обратила тебя в камень. Она оставила тебя быть и помнить. Пальцы рефлекторно складываются в печать, но ничего не происходит, слои молчат. Творец не видит и не слышит тебя.

Исчезает, как дым, милосердие слепых матерей, что триста лет забирали боль и дарили забвение. Смертная плоть и ее память застывает в окружении гладкого камня, холодного воздуха и тусклого, электрического света. Бежать некуда, от памяти не убежишь.

Люди сбрасывают паралич страха. Один за другим они встают, сначала несмело и осторожно, лица их проступают из темноты, ты слышишь вздохи, шепот и плач облегчения. Они видят статую Рафаэля, взывающего к небесам, и в едином порыве кидаются к выходу.

Ты продолжаешь стоять, но теперь ты не одна. Теперь здесь я и она, мы — триединство памяти. И я в ярости от твоего смирения! Я хочу метать молнии и дробить камень у нас под ногами! Я вскидываю твою руку, желая наказать, покарать их всех, но рука твоя — плоть, непроницаемая для его милости. Ни одной искры не слетает с наших пальцев. Творец не слышит и с наших губ срывается яростный крик. Мой крик:

— Мы есть изначальная сущность, мы есть шераа-ат каддар! Как смеешь ты выносить нам приговор!

Но в ответ тишина.

Та, что явилась в облике суатрэ все еще здесь, но суть живого и неживого теперь скрыта от нашего взора покровом плоти и темноты.

Я — Мелисса Кавано, она — Лианесс Саатари, а тебя зовут Анна Индира Ксарави, и мы есть аспекты триединой сущности Ее Величества королевы Адара. Мы помним, что когда-то были единым целым, а потом пришло время, которого нет, и безжалостно раздробило наш колодец. Так на свет появилась триединство.

Ты все помнишь и ни о чем не жалеешь. Ты знаешь, что своим появлением ты подарила миру пять сотен лет без королевы, ты создала новый мир, где можно даже посметь поверить в свободу воли. И ты посмела. И другие посмеют.

Это далеко не победа в войне, но и не поражение. Когда-нибудь они осмелятся вспомнить, осмелятся вновь стать людьми, а пока, все, что тебе остается, это сражаться с самой собой в тишине и темноте рассудка. Здесь, где среди песков пустыни Арради, лежат последние три тысячи лет истории этого мира.

Мира, где я — бесконечная сущность, как змея кусающая себя за хвост, я — боль и ярость, мной движет слепая жажда власти, но власть эта всегда приносит лишь разрушение. Она же, та, что пришла после меня, Лианесс Саатари есть отражение милосердия смерти, она, богиня смертной плоти, культ ее уходит корнями глубоко под красные пески пустыни Махары, где когда-то первая волна колонистов создала великую равианскую цивилизацию. Тебе же осталось лишь оглядываться на прошлый мир, который построили мы и разрушили мы, скорбеть о нем и хранить вечную память.