Между двух мужей
Шрифт:
– Не-а, – протянула девочка. – Не из-за чего было.
– А вообще, у нее какие-нибудь недоброжелатели водились? Ну, завистники, там, или враги?
– Нет, – мотнула головой Аленка. – Марина замкнутая была, если не с Лешей время проводила, то больше дома сидела. А как Леху в армию забрили – так она и вовсе к нему почти переехала. Ну, к тете Тоне то есть. Вообще… Это кошмар какой-то, что с Мариной сделали! Если бы я только этого урода встретила! – она сжала кулачки.
– Может, ты хотя бы предположить можешь – кто это был?
– Да
– Ладно… А тетю Тоню ты хорошо знаешь… знала?
– Откуда? Никто ее из нашей семьи не видел, кроме Маринки. Эта тетя Тоня – «не нашего круга», как мама говорила. Поэтому она и не знакомилась с ней. И я Тоню эту в первый раз тогда и увидела, когда мы гадать собирались. Еле-еле я тогда у Горгоши на всю ночь отпросилась!
– Ага. Еще скажи-ка, деточка, раз Марина часто в Алешином доме бывала – значит, у нее и ключи были от той квартиры?
– Да-а… наверное… Но я не знаю точно.
– А надо бы знать. Это очень важный момент для следствия.
Аленка по-цыплячьи вытянула шею:
– А как это узнать?
– Надо посмотреть в ее портфеле. С которым она в тот день в институт пошла. Этот ее портфель дома сейчас?
Не ответив мне, Аленка вскочила с кресла и понеслась в глубь квартиры. Вскоре она уже прибежала обратно с большим портфелем из дорогой кожи в руках.
– Вот! – Сумка была с размаху водружена прямо на сверкающий дорогой полировкой обеденный стол. Аленка, не мешкая, отщелкнула замок и, ухватив портфель за углы, вытряхнула из него все его содержимое.
На стол шлепнулись две толстые тетрадки с конспектами, высыпались и покатились ручки-карандаши, выпали расческа, тощая косметичка с немудреным содержимым, кошелек… Ключей не было.
– А это что? – Бойкая девчонка уже цепко держала в руках белый с красными полосами фирменный конверт – в такие работники фотоателье кладут готовые фотографии. – Ой, это же фотографии с Лешкиных проводов! Ну, тот день, когда он в армию уходил, как интересно-о! Маринка все собиралась пленку отдать на проявку, да, говорит, руки не доходили! Значит, она ее отдала на днях? И фотки уже напечатали?!
Она живо растеребила конверт. В быстрых пальцах замелькали глянцевые прямоугольники:
– Вот здорово! Тут все! Тетя Тоня, и Марина, и Леша, а вот Егор с Иркой этой его – терпеть ее не могу, подлиза! Классно!
– Позволь-ка, – я бесцеремонно забрала из Аленкиных рук снимки и веером разложила их на столе. Прищурив один глаз, я долго всматривалась в фотографии.
– Боюсь, что ничего особенного тут нет. Обычные фотографии. Никакой загадки, – сказала я наконец.
– Пусть пока так полежат, – Аленка поправила один снимок, чтобы разложенные карточки смотрелись более живописно. – Пусть Горгоша посмотрит!
Затем она быстро покидала вещи сестры в портфель, унесла его обратно и вернулась в комнату.
– Ну ладно, Аленка, я пойду. Ты молодец, все мне рассказала, что знала… Спасибо! Почаще к Марине в больницу заглядывай!
– Но это же неправда! – вдруг сказала Аленка и даже привстала в своем кресле. Голубые глаза ее под вздернутыми полукружьями белесых бровей выражали осуждение и обиду – как будто ей вдруг надоело терпеть каждодневный обман. – Это неправда!
– Что неправда?
– Что Марина была беременна от Алеши! Вот что неправда! – с досадой выкрикнула девчонка.
Вид у нее был такой сердитый, что я невольно застыла, не дойдя до двери.
– Как не была беременна от Алеши? Да ты что говоришь-то? Почему?! – разыграла я полнейшее изумление.
– Потому что это я беременна от него, – пожала плечами девчонка. – Да! И уже на четвертом месяце!
Это был удар под дых. Мне понадобилось целых полминуты на то, чтобы осознать сказанное ею.
– Так… Замолчать. Сесть. Успокоиться. Собраться. И все рассказать! Мне! Немедленно! – приказала я, придя в себя.
– А мне и нечего скрывать! – захорохорилась Маринина сестренка.
Когда Алеша Протасов впервые появился в доме Ильинских, ему было пятнадцать, а Аленке – двенадцать с половиной лет. Вообще-то парнишка изначально учился со старшей Аленкиной сестрой в одной школе, но захаживать в этот богатый дом стал только в старших классах – может быть, до тех пор он стеснялся своей латаной одежки и растрескавшегося портфеля с перемотанной синей изолентой ручкой. Когда же Марина с Алешей вступили в юношескую пору, драные джинсы и нарочито застиранные майки стали даже модными – и парень расправил плечи.
Несмело обтирая подошвы дешевых кроссовок об их цветной половичок, он поглядывал вокруг – и вдруг наткнулся взглядом на Аленку: она выглядывала одним глазом из-за палисандрового шифоньера в прихожей. Наверное, девчонка очень забавно выглядела, или, может быть, Алешу тронула ее непосредственность – оглянувшись на Марину, он вдруг показал Аленке язык. А потом свел глаза к переносице и со свистом втянул в себя щеки – получилась такая клоунская гримаса, что Аленка прыснула в кулачок и еще немного высунулась из-за шкафа, чтобы было удобней смотреть.
– Брысь отсюда, – строго, но не зло, приказала ей сестра, беря парня за рукав. Они скрылись в Марининой комнате, оставив Аленку стоять у шкафа. Девочка надулась, но ненадолго: она вообще не умела задумываться о чем бы то ни было долго.
В общем, Маринкин друг, о котором иногда говорилось в доме с тревогой (родителей беспокоило то, что этот мальчик – из неблагополучной семьи), легкомысленной Аленке понравился. Они стали здороваться и перешучиваться при встречах, хоть встречи эти и не были слишком частыми: учителя считали Аленку необыкновенно предрасположенной к изучению языков, и она занималась в другой школе, с английским уклоном.