Между двух стульев (Редакция 2001 года)
Шрифт:
Тут Бон Жуан очень пристально посмотрел на Петропавла и сморозил:
– У меня такое впечатление, что Вы женщина.
– Приехали, – вздохнул Петропавел.
– Вы на что-то обиделись? – поинтересовался Бон Жуан. – Я не хотел Вас обидеть. Просто я не понимаю, почему я разговариваю с Вами. Дело в том, что с мужчинами я вообще никогда не разговариваю. Так Вы не женщина? – Петропавел отрицательно и глупо покачал головой. – Тогда извините… Мне не о чем с Вами говорить, – пожал плечами Бон Жуан и отправился вон из комнаты.
– Чертовщина какая-то, – вслух подумал Петропавел. –
Засекреченный старик
Когда Петропавлу наскучило одному, он двинулся в том же самом направлении, в котором исчез Бон Жуан, и сразу обнаружил, что комната плавно переходит в лес: сначала на полу появились отдельные травинки, потом – пучки, низкие кустики, деревья – и вот уже Петропавел забрел в чащу. Оттуда доносился развеселый какой-то голос: там пели песнь. Слова в ней были такие:
Двенадцать человек на сундук холодца – Йо-хо-хо! – И ботинки гнома.Петропавел пошел на песнь и увидел сидящего на суку небольшого бескрылого старичка, ее распевавшего. Петропавел сразу решил быть с ним строгим и спросил:
– Вы кто такой?
– Не твое дело! – старичок оказался грубым. – Ты так спрашиваешь, словно это ты создал мир, а я вроде бы, проник в него без твоего ведома! Но мир создал не ты, я точно знаю. Я даже знаю, кто создал, но тебе не скажу! Кто такой… Никто такой. Вот тебе! – и он запустил в Петропавла шишкой. Тот поднял шишку и удивился ей: дерево, на котором сидел старичок, было березой.
– Откуда у Вас шишка?
– От сердца оторвал, – нашелся старичок в этой, казалось бы, безвыходной ситуации. – Любопытной Барбаре нос в походе оторвали!
– В комоде, – поправил Петропавел.
– Барбара смущена, – диковато отреагировал старичок.
Петропавел не понял и остолбенел.
– Не надо столбенеть, как будто ты услышал чушь, – посоветовал старичок. – Ты ведь не можешь гарантировать, что в настоящий момент где-то, пусть даже далеко от нас, не находится какая-нибудь незнакомая нам Барбаpa… А если это так, то не исключено, что именно сейчас она чем-либо смущена. Впрочем, это тоже не твое дело.
Разговаривать с грубияном-старичком дальше не имело смысла – и Петропавел решительно двинулся вперед.
Лес густел медленно и незаметно, как кисель. Петропавел поднял голову на треск сучьев: старичок оказывается, крался за ним.
– Вы все еще тут? – холодно спросил он его.
– Что ты непрестанно лезешь в мою личную жизнь? – заорал старичок, а Петропавел от возмущения такой постановкой вопроса в сердцах пихнул громадный дуб, который тут же повалился вбок, подминая под себя другие деревья. Одно из них задело грубого старичка, и тот неожиданно неуклюже – мешком – свалился в траву, не проронив ни звука.
– Я не убился, а рассмеялся!
– Давайте все-таки познакомимся, – смягчился Петропавел при виде такого добродушия.
– Обойдешься, не велика пицца! – без любезности откликнулся старичок и белкой взлетел на сук.
«Ну и шут с тобой!» – сказал Петропавел в сердце своем и снова зашагал один. Идти становилось все труднее: похоже, он забрел в самые дебри. Привязчивый спутник следовал за ним и от скуки, должно быть, вдруг громко, но довольно вяло исполнил бессмысленный какой-то номер.
Из-за мыса, мыса Горн едет дедушка Легорн…Не дождавшись поощрения, старичок попытался завязать беседу.
– Хорошо тут, в ЧАЩЕ ВСЕГО, правда?
– Предлог «в» – лишний, – подумав, сказал Петропавел. – Дурацкое сочетание получается… «в чаще всего»!
– То есть почему же дурацкое? Вокруг нас – чаща. Она называется ЧАЩА ВСЕГО, ибо здесь всего хватает. И если мы находимся внутри нее, то и выходит, что мы в ЧАЩЕ ВСЕГО.
– Ерунда какая! – восхитился Петропавел.
– Не тебе судить, – оборвал старичок.
Петропавел промолчал, ломясь сквозь сучья. На несколько следующих вопросов старичка он не ответил принципиально.
– Сколько волка не кори… – начал было тот, однако продолжать не стал, а объяснил ситуацию: – Между прочим, ты идешь прямо в лапы к Муравью-разбойнику! – Ответа опять не последовало. – Чего ты надулся? – взвился старичок. – Ну, отказался я знакомиться – так это только потому, что не знаю я – понимаешь, не знаю! – кто я такой… Зовут меня Ой ли-Лукой ли– устраивает тебя? Меня, например, не устраивает! Я бы предпочел что-нибудь типа Зевеса, если уж обязательно как-то называться.
– Ой ли-Лукой ли… это, кажется, из Андерсена? – вспомнил Петропавел.
– Да бог меня знает, откуда… Может, конечно, и оттуда, но вообще-то я местный, из этой ЧАЩИ ВСЕГО. А вот кто я такой, убей – не знаю! Следовало бы, наверное, назвать какие-нибудь мои особенности, вытекающие из того обстоятельства, что я Ой ли-Лукой ли. Но никакие такие особенности мне неизвестны. Или, скажем, перечислить события, которые в твоих представлениях были бы связаны со мной… У тебя что-нибудь со мной связано?
– Ничего, – честно сказал Петропавел.
– Стало быть, на вопрос о том, кто я такой, нет ответа. Я бы квалифицировал этот твой вопрос как праздный, а тебя – как болтуна, но мне до тебя нет никакого дела. Мне есть дело только до себя!.. Вот живу я, – доверительно сообщил он, – и все время думаю: что ж это я за старик такой, а?
– Нормальный старик… только грубый очень, – помог Петропавел.
– Ума я к себе не приложу, – не воспользовался помощью Ой ли-Лукой ли. – Знаю только, что таких, как я, нету больше.