Между двух стульев
Шрифт:
– Да как же, – бросился Петропавел в атаку, – можно предлагать совершить действие, последствия которого неизвестны? А если эта Уродина, проснувшись, нас всех тут пережрет!..
– Пусть попробует! Я сам ее зарежу и сожру, – охотно пообещало Дитя-без-Глаза, а Белое Безмозглое печально констатировало: – Ну, пережрет – так пережрет. Будем дальше жить – пережранными.
Петропавел собрался с духом и сделал заявление:
– Никакой Спящей Уродины я целовать не стану.
Общество посовещалось. Вперед выступил Ой ли-Лукой
– Или целуй и буди Спящую Уродину, или катись отсюда!
– Я выбираю второе! – обрадовался Петропавел.
– Тебе никто не предлагал выбирать. – Ой ли-Лукой ли хмыкнул. – Второе предложение сделано для того, чтобы деликатнее сформулировать первое. Мы же все-таки не хамы и понимаем, что минимальное число возможностей – две, а не одна.
– Так Вы издеваетесь! – понял Петропавел.
– Да ничуть! – хором ответили ему, а Гном небесный продолжил за всех: – Дело в том, что первое предложение не существует без второго, равно как и второе – без первого.
– Значит, предложение здесь одно, а не два?
– Думай как знаешь, а Спящую Уродину целовать все равно придется. Иначе нельзя.
Обреченность в голосе Гнома Небесного насторожила Петропавла.
– Почему же придется? – спросил он с некоторым испугом.
– Потому что иначе тебе суждено навеки остаться тут, – и Гном Небесный тяжело вздохнул.
– Вы убьете меня… насмерть? – с ужасом спросил Петропавел.
Гном Небесный слабо улыбнулся:
– Ты неисправим! У нас никого не убивают насмерть. А кроме того, тебе ведь уже сказали, твоя паршивая жизнь никому тут особенно не нужна: и своя-то никому не дорога!.. Просто Спящая Уродина загораживает тебе путь домой: вот и необходимо, чтобы она пробудилась и освободила дорогу.
– Но я не проходил мимо Спящей Уродины по пути сюда! – в голосе Петропавла оставалась маленькая надежда.
– Путь сюда – это у нас не то же самое, что путь обратно: тут вообще не бывает путей обратно.
Петропавел стиснул зубы от невозможности жить и мыслить по-старому. И, сдавая позиции, он уже по-другому, жалобно и тихо, спросил:
– А большая она – эта Уродина?
– Не то слово! – отвечал ему хор. – Она немыслимой величины, неописуемой! Ее и вообще-то видно только с расстояния километров в… несколько, а по мере приближения взгляд уже не охватывает ее целиком.
– И что же, – ужаснулся Петропавел, – ее в какое-то определенное место целовать надо? В… уста? – с трудом произнес он.
– Да нет, – пощадили его, – целовать все равно куда: куда придется – туда и целуй. Даже если с этих нескольких километров ты выберешь себе точку, к которой будешь двигаться, то в пути ты эту точку потеряешь: на ней не удастся постоянно удерживать внимание. Если ты, конечно, не маньяк… Так что – целуй как получится.
– Ну, разве что… – частично согласился Петропавел. – Может, только чмокнуть с размаху – и дело с концом… Где она лежит, эта ваша Спящая Уродина? Где-нибудь
– О, путь к ней долог и труден! – отозвался теперь уже один Гном Небесный. – Этот путь хорошо знает только Слономоська. Но и к Слономоське путь долог и труден.
– А кто такая Слономоська? – захотел узнать Петропавел.
– Не кто такая, а кто такой, потому что Слономоська – это мужчина. Он представляет собой помесь Слона и Моськи, если тебе это что-нибудь говорит. – Гном Небесный вздохнул. – В пути к нему можно и погибнуть – одна Дама-с-Каменьями чего стоит!
– Редкий характер! – вмешался Бон Жуан. – Огонь!..
Петропавел заскучал.
– И что же, мне одному придется идти? – с тоской спросил он.
– А чего тут идти? – Пластилин Мира – младенец с честным лицом был в своем амплуа. – Пять минут – и ты на месте!
Петропавел демонстративно отвернулся от него обратился к Гному:
– Значит, иначе никак?
Тот развел руками.
– Ну, ладно. – Петропавел решил проявить стойкость духа и беспечно спросил: – В какую мне сторону идти?
– Да в любую, – беспечно же ответили ему.
– Тогда – привет! – и он двинулся куда попало.
– Постойте! – окликнули его голосом Белого Безмозглого. Он обернулся. – Я хотело бы освободить Вас от одной трудности. Скажите, сколько будет дважды два четыре?
Все заинтересованно смотрели на Петропавла.
– Дважды два… четыре? – замялся тот. – Дважды два… это четыре и будет.
– Так-то и Ежу понятно! – воскликнул Ой ли-Лукой ли и предложил: – Позвать Ежа?
Петропавел помотал головой: смышленого Ежа он уже однажды видел.
– Этот вопрос не имеет смысла, – сказал он.
– Еще как имеет! – возразило Белое Безмозглое. – И ответ на него есть – даже несколько ответов! Например, такой… – Белое Безмозглое опасно зевнуло, но все обошлось, – дважды два четыре – будет зеленая дудочка!
– Или колбасная палочка! – из могилы выпорхнул и, часто-часто махая маленькими сильными руками, устремился куда-то крохотный человечек.
– Или колбасная палочка, помните это! – согласилось Белое Безмозглое, а все, провожая улетавшего человечка взглядами, заволновались: «Летучий Нидерландец!.. Мы же забыли его там с Шармен! Бедняга!» – По-видимому, они любили Летучего Нидерландца.
Над могилой появилась голова Шармен. Петропавел сорвался с места и пулей помчался вслед за летящим невысоко над землей Летучим Нидерландцем, чье общество все-таки устраивало его больше, чем общество Шармен. В голове его под управлением колбасной палочки звучала зеленая дудочка – и что делать с ними, Петропавел не знал. А под аккомпанемент этой зеленой дудочки понеслась за ним странная песня, начатая Ой ли-Лукой ли и подхваченная всеми:
Спасибо нашей родине за Спящую Уродину!..