Между двух стульев
Шрифт:
– Тут одни листья. Вы листья, что ли, едите? – спросил он наконец.
– Значит, у Вас нет воображения. Было бы воображение – были бы и плоды. – Почмокиванье Гуллипута не прекращалось.
– Вы бы хоть не чмокали так! – укорил его Петропавел, страдая. – Мне от этого тоскливо.
Сбоку, из-за спины Петропавла протянулась рука, державшая нечто невообразимое – огромный оранжево-голубой шар, очень отдаленно напоминавший мандарин, арбуз, дыню, ананас и гранат.
– Нате, – сказал Гуллипут, – ешьте тогда плод моего воображения.
Голодный Петропавел не задумываясь впился зубами в
– Спасибо, очень вкусно, – честно сказал он. – Не понимаю только, как такое могло вырасти на липе.
– На яблоне, – поправил Гуллипут.
– Это липа. Зачем вводить людей в заблуждение неправильной надписью?
– Чтобы было о чем подумать во время еды. Ничто не должно становиться привычным: привычное превращается в обыденное и перестает замечаться. Этак можно вообще все на свете проглядеть: ведь нет ничего, что рано или поздно не стало бы привычным. Лучше всего, когда мы пытаемся выяснять суть даже того, что кажется очевидным. Интересные, доложу я Вам, случаются открытия.
– Какие же, к примеру? – не без сарказма спросил Петропавел.
– К примеру, такое: все верно и ничто не верно. Если, конечно. Вас это устроит… Более или менее. Но Вас это вряд ли устроит: в Вашей голове сложилось представление о должном – с этим представлением Вы и идете в мир. И что же Вы о нем знаете? А вот: яблоня – это яблоня, липа – это липа, большой – это не маленький, маленький – это не большой. Не слишком-то много… А жизнь подкрадется – и щелк по носу!.. Вы вот объясните этому кусту, что он – дерево. Прикажите ему быть таким, как надо Вам: эй, куст, цыц! Ты – дерево! Но ему, видите, ли, все равно, одобряете Вы его как куст или нет. Он не спрашивает Вашего мнения, не нуждается в Ваших рекомендациях, предписаниях, не нуждается в том, чтобы Вы отсылали его к стандарту, к норме… Вы для него – никто… Ему просто-напросто плевать на Вас. Как, впрочем, и мне. Более или менее.
Забыв о мерах предосторожности, Петропавел возмущенно обернулся, но увидел только, как по дороге удаляется что-то большое или приближается что-то маленькое…
Глава 6.
Стократ смертен
В ту же секунду Петропавел упал лицом вниз, не успев даже сообразить, что произошло, но почуяв недоброе. И действительно: его принялись чем-то охаживать по спине. Это было совсем не больно, но причиняло беспокойство неприятного характера. Петропавел пару раз вскрикнул, – скорее, для порядка – и услышал: «Не ори; не дама!», причем голос был детский. Петропавла явно с трудом перевернули лицом кверху. Перед ним стоял златокудрый мальчонка лет пяти с черной' повязкой на одном глазу и приветливо улыбался. Это он накинул на Петропавла лассо. Длинная розга валялась рядом. Ребенок держался за рукоять огромного ножа, воткнутого в землю неподалеку. Петропавлу сделалось нехорошо – и он неожиданно для себя подобострастно предложил:
– Хочешь, будем с тобой на «ты», мальчик?
– Я и так с тобой на «ты», – ухмыльнулся ребенок.
– Зовут-то тебя как?
– Дитя-без-Глаза, – беспечно ответил малыш и, выхватив нож из земли, одним махом рассек туловище проползавшей мимо гусеницы, по размеру напоминавшей длинный товарный поезд. Две части гусеницы расползлись в разные стороны и зажили там самостоятельно.
– Это которое у семи нянек? – догадался Петропавел.
Дитя-без-Глаза хмыкнуло:
– Смотри-ка, что вспомнил!.. Нету уже семи нянек. Умерли.
Последнее слово прозвучало очень зловеще, и, начав волноваться, Петропавел спросил как мог безразлично:
– От чего же они умерли, мальчик?
– От страха, – неохотно сообщил тот, видимо имея все-таки некоторое отношение к смерти семи нянек. Потом он подошел к Петропавлу и опять воткнул нож в землю, слева от него.
– Что ты собираешься делать? – струхнул Петропавел.
– Зарежу тебя и сожру, – сказало Дитя-без-Глаза и по-детски рассмеялось.
Петропавел затрясся и покрылся холодным потом.
– Ты же еще маленький! – еле вымолвил он.
– Сожру тебя – и буду большой, – пообещало милое дитя и вынуло нож из земли.
– Ты не сделаешь этого!.. Это очень жестоко.
– Пустяки! – опять рассмеялось дитя. – А впрочем… Я могу и не делать этого, если ты выполнишь три моих желания.
В ужасе от такого предложения Петропавел замотал головой, сразу представив себе, какие желания могут быть у этого ребенка. А тот, не обращая внимания на Петропавла, продолжал:
– У меня такие три желания. Во-первых, я хочу есть, во-вторых, писать и, в-третьих, спать.
…С Петропавлом немедленно случилась истерика. Придя в себя, он сказал:
– Я выполню три твоих желания, только сначала развяжи меня.
– Нет, так выполняй, а то потом опять связывать – это долго, – ответил смышленый малыш.
Петропавел задумался, потом произнес:
– Посмотри вокруг. Где-то тут поблизости есть яблоня. Если на ней что-нибудь растет, пойди и съешь это.
Дерево оказалось в двух шагах. С интересом наблюдая за дальнейшими событиями, Петропавел увидел, как ребенок подошел и выполнил его распоряжение. Ел он что-то мелкое – жадно и неаккуратно.
– Наелся? – спросил Петропавел, когда ребенок съел один плод.
– Нет еще! – и Дитя-без-Глаза принялось срывать обильные, по-видимому, плоды собственного воображения. Наконец оно удовлетворенно крякнуло:
– Порядок. Теперь писать.
– Зайди за дерево, – наставлял малыша Петропавел, – расстегни штанишки, а дальше все само собой получится.
Тот отсутствовал с полчаса, потом вернулся очень довольный и сказал:
– Ну, все. Теперь спать.
– Нет уж, – осмелел Петропавел. – Развяжи веревки, потом ложись где хочешь и закрой глаза.
– Да я же пошутил! – засмеялось Дитя-без-Глаза. – Ты несвязанный лежишь. Вставай!..
Петропавел попробовал встать – и действительно встал: веревки упали на землю. Дитя-без-Глаза посапывало рядом. Тогда как ни в чем не бывало он двинулся восвояси и, почувствовав себя в безопасности, даже засвистел, но, как оказалось, преждевременно, потому что из кустов тотчас вышел навстречу ему огромного роста седой старик с повязкой на одном глазу и маленьким фруктовым ножом в правой руке. Подойдя к Петропавлу, старик хихикнул и задал вопрос: