Между голодом и страхом

Иногда, город пахнет нами. Горьким кофе, табачным дымом и смятыми простынями. Мне кажется, порой я слышу твой голос в предрассветной тишине, когда ночь тяжело вздыхает, отползая от горизонта.

Выхожу на балкон и достаю из волглой пачки, оставленной на подоконнике, тонкую сигарету: именно такие любил ты. Спички. Зажигалки ты не признавал. Отсыревшие от прохлады, они не хотят вспыхивать и, чертыхаясь, я оставляю идею закурить. Тебе бы это понравилось.

Улицы пусты. Слишком рано даже для дворников. Ветер гоняет бумажный стаканчик по асфальту, тихо раскачиваются облезлые качели, растрёпанный пёс вылизывает коробку из-под пиццы, завалившуюся за мусорный бак.

Даже если жизни не видно,

это не значит, что её нет. За каждым закрытым плотными шторами окном, бьются чьи-то сердца, спят чужие мечты, которым не сбыться… или сбыться… В основном, люди живут лишь двумя страстями: голод и страх. Вечно жаждут и боятся. Редкие исключения смотрят в небо, проходя мимо цветущих кустов, проводят пальцами по листьям, подставляют ладони под струи дождя, жмурятся, запрокидывая лицо к солнцу. Они выше, но даже не догадываются об этом, не знают о своей исключительности, полагая, что остальные такие же. Другие- заблудившиеся в мире лицемерия и монохромных душ.

Собрав свои вещи, я одела нитриловые перчатки, вынула из чехла салфетку и принялась протирать поверхности, которых касалась. Это было не сложно. Я помнила каждое своё движение и даже в порыве страсти и гнева не забывалась настолько, чтобы оставить следы. Вымыв бокал, протёрла и убрала его в ящик. Ленточку кожицы апельсина, веточку и косточку от вишни, я запечатала в пакет. В другой пакет легли перчатки и салфетка. В третий- пустой шприц-тюбик. Сигареты и спички- в четвёртый. Всё убрала в клатч, в отдел закрывающийся на молнию. Сняв чёрное платье-трансформер, я обернула ткань вокруг бёдер и, просунув её между колен, закрепила позади, под обхвативший талию пояс. Раскатав топ, я оставила половину живота открытой, чтобы демонстрировать пирсинг на пупке и витиеватую татуировку, сбегающую на бок, скрывающуюся под одеждой. Обёрнутыми вокруг запястий лентами, я обвила лодыжки на манер пуант, заправив в балетки свободные концы. Обвела губы кроваво- красной помадой, слегка смазав край.

Никогда не исключать непредвиденное.

Если кто и заметит меня сегодня, то запомнит экзотическую странную девушку с пепельными волосами, яркими губами и густо подведёнными глазами. Оболочку, камуфляж, но не ту, что скрывается под шелухой. Последний раз оглянувшись, я окинула комнату придирчивым взглядом и осталась довольна. Никогда не любила грязной работы, с кровью и синяками, предпочитая элегантность и отсутствие агонии. На объект я не смотрела, зная, что всё безупречно.

Покинув квартиру, я, слегка покачиваясь, зашагала по коридору. Проигнорировав лифт, легко сбежала по лестнице, не касаясь перил. Из подъезда я выволокла своё тело и, шатаясь, пошла по улице. Через пару кварталов, нырнула в неприметный подъезд и, забравшись на чердак, стянула парик и сняла макияж. Сложив всё вместе с платьем и обувью в рюкзак, нацепила кроссовки, одела тренировочный серый костюм, неприметную толстовку и, пробравшись по крыше, забралась в соседний дом, чтобы выйти из другого подъезда.

Небо с востока окрасилось розоватыми всполохами и я, натянув капюшон, затрусила в сторону дома. В свою лофт квартиру я заявилась только к обеду, как всегда поплутав по городу. Включив печь, я сложила вещи на столик и прошла в душ. Рисунок с кожи смывался с трудом даже специальным раствором и я мысленно сделала пометку, что краска оказалась лучше предыдущей, которая смазалась от пота и пропитала ткань. Делать бросающиеся в глаза черты своего образа было просто: парик с необычной стрижкой или цветом, татуировка, макияж, провокационная одежда. Всё что можно смыть или снять. Никто не должен заметить настоящую Серую, а тем более запомнить. Из зеркала на меня взирала невысокая девушка с гибким телом: небольшая грудь, узкая талия, изящные руки, стройные ноги, светло русые волосы прикрывающие шею, серые миндалевидные глаза, аккуратный нос и красиво очерченные губы. При желании, я могла быть ослепительной, но основную массу времени проводила в роли Серой. Для моей работы, основным требованием была способность не отсвечивать, что всегда удавалось. Забросив в печь рюкзак с содержимым, я проследила, чтобы не осталось несгоревших деталей и направилась в гостиную. Взяв телефон, я набрала знакомый номер.

— Одиннадцать, пятьдесят пять.

— Семнадцать, двенадцать, — раздался в ответ равнодушный голос.

Работа сделана, оплата перечислена на счёт, до следующего заказа я принадлежала самой себе. Довольно улыбаясь, я замкнула охранный контур и, проверив камеры, прошла в спальню. Перед сном я всегда испытывала спокойствие. Ведь там не нужно было держать всё под контролем. Мои сновидения были тайным убежищем от реальности, в которой не было того, что делало меня счастливой. Здесь не было тебя.

Вокруг сгустилась вязкая тьма. Едва различая очертания руин, у которых оказалась, я прижалась спиной к кирпичной стене и замерла, прислушиваясь к окружающему. В нескольких метрах слева раздавалось чужое дыхание и шорох камней под осторожными шагами. Стараясь не произвести не звука, я вытащила из-за пояса нож и, зажав его в ладони, отвела для удара.

— Здесь кто-нибудь есть? — прозвенел тонкий голосок неподалёку и некто проскочил мимо, обдав меня запахом тлена, — Помогите…Прошу…

Нужно было идти следом, помочь зовущему, защитить. Я это точно знала, но тот, кто рванул на голос, стоял между нами. Не зная кто он, не видя его, я осязала опасность каждой клеткой своей кожи. Поняв, что неизвестный избрал жертвой другого, я выдохнула, испытав облегчение и стыд. Выйдя из-за обрушенной стены, я, пригнувшись, побежала в обратную сторону. Позади раздался крик, полный ужаса и боли, ему вторил рёв и в нём я различила разочарование.

Подскочив, я зажала рот ладонью, заглушая рыдания. Меня трясло. Выбравшись из сбитых простыней я, спотыкаясь, поплелась в душевую и, забравшись в кабинку, открыла кран. Струи воды катились по телу, смывая вместе с потом запах страха. Я почти забыла его кислый привкус, научилась предусматривать возможные варианты, предотвращать неприятности. Бесстрашие — это не отсутствие страха, а способность его контролировать. Контроль стал моей навязчивой идеей. Оставляя мокрые следы на ступенях, я спустилась в гостиную и встала напротив окна. Передо мной открывался вид на ночной город, лежащий внизу, у подножья холма, где располагалось моё жилище. Приобреталась моя квартира именно ради этого уединения и размещалась в здании старой мельницы. Остальные постройки стояли отдельно и использовались как склады. Охранялись они с особой тщательностью и для возможности беспрепятственно добираться до дома мне пришлось оформить пропуск. То, что мельница обжита, снаружи заметно не было, я сохранила её облик практически неизменным, вставив только окна, выходящее как раз на город, что увидеть было некому.

Назойливый звук нарушил тишину и я подошла к мониторам. Периметр оказался пересечён и камеры показали внушительную фигуру, двигающуюся, не скрываясь, в моём направлении. Его я узнала. Чертыхнувшись, я вытащила из ящика телефон и убедилась, что забыла его включить. Такого со мной обычно не случается. Смирясь с тем, что сегодня не смогу побыть в одиночестве, я легла на диван и наблюдала как мужчина на экране обходит препятствия, огибает кучи металлического мусора, перепрыгивает через выступающие трубы. Он поднялся по ступеням и, отодвинув панель, обнажил клавиатуру.

— Однажды мне придётся тебя убить, — прошептала я задумчиво.

Гость пытался набрать код, но он уже был сменён и не срабатывал. Нажав на кнопку пульта, я открыла дверь подъезда, а за ней и входную. Лениво встав на ноги и потянувшись всем телом, я повернулась к вошедшему. Он окинул меня злобным взглядом, рубленным движением стянул пальто и, швырнув его на пол, шагнул ко мне.

— Лара! — от вибрирующего гневом голоса меня встряхнуло, — Где ты пропадала? Какого чёрта отключила телефон?