Между идеологией и наукой
Шрифт:
Но главное — ничего внятного о том катастрофическом повороте, который замысливался и проектировался в их среде. Поразительное молчание. Среди экономистов наблюдалась не менее поразительная вещь: ни один из ведущих академиков и профессоров никогда не сказал, что советское хозяйство может быть переделано в рыночное хозяйство западного типа. Никто из них никогда и не утверждал, что в России можно построить экономическую систему западного типа.
Академик А.Н. Яковлев сказал в мае 1991 г.: «Серьезный, глубокий, по-настоящему научный анализ брежневизма — точнее, периода 60-х — середины 80-х годов — еще впереди, его даже не начинали» [46, с. 24].
Если
Ситуация аномальная: заявления по важнейшему для народа вопросу строились на предположениях, которых никто не решался явно высказать. Никто не заявил, что на рельсах выбранного с их участием курса реформ возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Сколько ни изучаешь сегодня документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, академик такой-то, уверен, что курс реформ выведет нас на безопасный уровень без срыва к катастрофе. А вот предупреждений об очень высоком риске прийти к катастрофе было достаточно. Какие же это ученые! Это бойцы идеологического фронта, напялившие на себя маски и шапочки ученых — подобно жуликам в масках Деда Мороза в новогоднюю ночь.
Но радикальнее всего этический нигилизм проявился в массивной лжи.
Перестройка велась под лозунгом «Больше социализма! Больше социальной справедливости!» А в 2003 году идеолог перестройки и академик РАН (!) А.Н. Яковлев прямо говорит: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про “обновление социализма”, а сам знал, к чему дело идет… Есть документальное свидетельство — моя записка Горбачеву, написанная в декабре 1985 года, то есть в самом начале перестройки. В ней все расписано: альтернативные выборы, гласность, независимое судопроизводство, права человека, плюрализм форм собственности, интеграция со странами Запада… Михаил Сергеевич прочитал и сказал: рано. Мне кажется, он не думал, что с советским строем пора кончать» [42].
При этом речь идет не о мальчике, который «слукавил» из-за боязни наказания. А.Н. Яковлев лгал сознательно, именно «для пользы дела». Истинный проект реформы был гражданам неведом, а задуматься не было времени — им «не давали опомниться» непрерывным потоком сообщений о скандалах, катастрофах и небывалых преступлениях.
А.Н. Яковлев открыто признавался, что идеологам перестройки приходилось «лгать и лицемерить». Он пишет в своих мемуарах: «Обстановка диктовала лукавство. Приходилось о чем-то умалчивать, изворачиваться, но добиваться при этом целей, которые в «чистой» борьбе, скорее всего, закончились бы тюрьмой, лагерем, смертью, вечной славой или вечным проклятием. Конечно, нравственный конфликт здесь очевиден, но, увы, так было. Надо же кому-то и в огне побывать, и дерьмом умыться. Без этого в России реформы не проходят… Скажи, например, тогда на высшем политическом уровне о гибельной милитаристской направленности индустриализации, об уродливой коллективизации, о разрушительной идеологии, о террористическом характере государства и партии. И что бы из этого получилось? Ничего путного, кроме очередного спектакля по “разоблачению” авторов подобных высказываний» [39, с. 35, 571].
Ну, обманули население — но как не стыдно обществоведам до сих пор убеждать школьников и студентов, что в начале 1990-х годов произошла «народная демократическая революция»! Ведь эта ложь ведет к массовой аномии.
И тогда, и сейчас видные действующие лица и историки перестройки утверждают,
Эту концепцию задал сам Горбачев: «Нередко приходится сталкиваться с вопросом: а чего же мы хотим достигнуть в результате перестройки, к чему прийти? На этот вопрос вряд ли можно дать детальный, педантичный ответ» [43].
Это демагогия — никто и не просил у него педантичного ответа, спрашивали об общей цели, о векторе движения страны в переходный период. Когда спросили о программе А.Н. Яковлева, как «архитектора перестройки», он ответил: «Интересно, как вы себе представляете “план перестройки”? Это что, перечень мероприятий, утвержденный на политбюро, согласованный с министерствами и ведомствами, включая КГБ? Такого плана действительно не было и быть не могло. Того, кто его предложил бы, тут же поставили бы к стенке» [42].
А.Н. Яковлев не отвечает на простой вопрос, пытается отшутиться. Но его ирония не снимает вопроса. Если бы Горбачев предложил «перечень мероприятий, утвержденный на политбюро, согласованный с министерствами и ведомствами, включая КГБ», то кто его «тут же поставил бы к стенке»? С другой стороны, косвенно «архитектор перестройки» признает, что план был, причем главное содержание этого плана было таково, что если бы он стал достоянием гласности, то авторов его тут же следовало бы поставить к стенке, это кажется самому А.Н. Яковлеву естественным с точки зрения государства.
Здравый смысл подсказывает, что без программы действий было бы невозможно совершить молниеносную чистку и перетряску практически всего государственного и партийного аппарата, причем в режиме секретности. Бывший председатель КГБ СССР В.А. Крючков писал: «Никакой программы перестройки не было. Люди путались в догадках относительно того, что же представляет собою этот замысловатый лозунг. Попытки выяснить, к чему же мы идём, какие цели преследуем, какие конкретные и перспективные задачи решаем, наталкивались на многословие Горбачёва, а то и на глухую стену молчания» [45].
В действительности программа действий лихорадочно разрабатывалась на дачах группой помощников Горбачева, к ним регулярно приезжал А.Н. Яковлев, и об этом пишут в своих мемуарах люди из этого круга. Эта работа велась в конспиративных условиях с самого начала перестройки. А. Островский, собравших большой массив документов о перестройке, пишет: «Утверждения, что никакой программы не существовало и перемены проводились то ли вслепую, то ли наощупь, это сознательное или же бессознательное искажение истины. Единственно, в чём можно согласиться со сторонниками названной точки зрения [об отсутствии программы перестройки] и что не может не вызывать удивления — концепция перестройки не утверждалась ни партийным съездом, ни пленумом ЦК КПСС, ни Политбюро ЦК КПСС. Более того, ни один из этих партийных органов не был даже поставлен в известность о разработке упомянутой концепции перестройки» [41].
Но это — умолчание. А в СМИ и публичных выступлениях поток заведомо ложных утверждений заполнил все уголки массового сознания и создавал ложную картину буквально всех сфер бытия России. Наше общество было просто контужено массированной ложью.
Граждан соблазняли тем, что в США миллионы людей владеют акциями и, таким образом, получают доход с капитала. Помню, началось со статей юpиста С.С. Алексеева 1986-87 гг., где он утвеpждал, будто на Западе давно нет частной собственности и эксплуатации, а все стали коопеpатоpами и pаспpеделяют тpудовой доход. Казалось невеpоятным: член-коpp. АН СССР, должен смотpеть в лицо студентам — и так вpать! Ведь известны данные по США: 1% взpослого населения имел в тот момент 76% акций и 78% дpугих ценных бумаг. Эта доля колеблется очень незначительно начиная с 20-х годов.