«Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе
Шрифт:
Отмечу, во-первых, что у Рембо речь идет о буквах: он берет пять букв из шести, кроме «у» (игрек); во французском языке насчитывают шестнадцать (или — по другой методике подсчета — пятнадцать) гласных звуков; у Поплавского — о звуках (пять звуков из шести, кроме «ы»). Это важно, поскольку свидетельствует о фундаментальном отличии в способе восприятия реальности: французский поэт ориентирован на визуальное восприятие [405] , русский — на звуковое. В насыщенном оккультными смыслами письме к Илье Зданевичу (середина 1920-х гг.) Поплавский утверждает, что в его «психическом обиходе» конкурируют два способа информации о жизни: зрительный и слуховой, при этом поэт сближает каббалистическое [406] и индуистское [407] учения:
405
Можно согласиться с Т. В. Соколовой, что «„Гласные“, вопреки своему названию, — не звуковой сонет, а „цветной“, или „цветовой“, т. е. суть его зашифрована в ассоциациях визуальных образов» (Еще один опыт интерпретации сонета Артюра Рембо «Гласные» // Соколова Т. В. От романтизма к символизму. Очерки истории французской поэзии. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2005. С. 252).
406
Как отмечает М. А. Кравцов, переводчик на русский фрагментов из «Сефер ха-Зохар» (Книга Сияния; конец XIII века, предположительный автор — Моше бен Шемтов де Леон), «еврейская традиция умела сохранять знания, не записывая их. В Агаде нетрудно найти свидетельства того, что существовали тексты, которые передавались устно» ( Кравцов М. А.Книга о Праведнике // Раби Шимон. Фрагменты из книги Зогар. М.: Гнозис, 1994. С. 214).
407
Стоит отметить, что Ролан де Реневилль
…в моем психическом обиходе конкурируют между собой два способа информации о жизни: зрительный и слуховой, ибо я давно нашел, что люди представляются чрезвычайно различными по восприятию их как явление формативно-пространственное или музыкальное, ибо зрение говорит лишь о локализованном, «размещенном» в пространстве бытии, слух же выдает нам бытие значительно более динамическое и полное значения, именно бытие не размещенное, не проявленное в пространстве. Не замечали ли Вы удивительное согласие древних авторов относительно того, что Бога, напр<имер>, нельзя видеть и никто не видел, но слышать можно и многие слышали. Видимость подразумевает значительную степень вещности, так что многое «между небом и землей» еще опускается до манифестации себя в звуке, но не дальше, не в форме, не в образе. Вот почему Брама проявлен<ный> есть слово «глагол» Парабрамана непознаваемого, но не лицо, как это основательно доказали философы до и после Спинозы. Достаточно подумать, что звук есть лишь атрибут, «virtu», действие, в общем, глагол, не имеющий реального значения вне «действующего» подлежащего, лежащего за ним. Глагол ни к чему не обязывает, «не имеет обратной силы», тогда как изображение начинает жить своею самостоятельной жизнью, жизнью статической и косной, ответственность за которую само бытие должно взять на себя, бороться с ним и наконец разрушить его, это свое «ситуированное» имя, свою антитезу — Сатану.
Смысл соломоновой печати в этой антитезе двух манифестаций божества (непроявленного), его «Logos'a», или восходящего треугольника, и его изображения, треугольника нисходящего, то есть проявленного Бога и Мира, несомого слепою силой инерции и самосохранения. Ибо голос, звук, неотделим от говорящего или звучащего, тогда как изображение, форма, получает своим возникновением самостоятельную жизнь, «подверженную коррупции» и могущую восстать на своего создателя. Вот почему проявленное Божество есть Мудрость, открытая себе, самосознающаяся — белый треугольник, тогда как мир — мудрость скрытая — лишенная света, несамосознающаяся — треугольник черный. Ибо Брама не может восстать на Парабрамана, ибо звук неотделим от звучащего, тогда как форма — Мир — может и восстает на него, так что истинное знание в нем скрыто и охраняемо, тогда когда Богу открыто и доступно. Ясно также из этого, что неразмещенное, проявляясь в звуке, не разделяется в себе, ибо звук только атрибут, в форме же отразиться не может, ибо форма по своей природе — такая же субстанция. Но довольно об этих очень ясных вещах, важно лишь то, что высшая духовная сторона человека есть бытие «арупа», то есть не имеющее формы, и, если свидетельства слуха и зрения противоречат <друг другу >, — «не верь глазам своим», ибо только по интонации узнается истинное благородство, она же есть верховная инстанция всякого литературного и жизненного сомнения. Ибо каждое бытие имеет свое тайное, подспудное, подводное звучание, но чаще всего мы совершенно глухи к явственному в небе пению звезд и довольствуемся лишь их анекдотически мигающей в мраке формой. «Merlin chante si loin que Dieu l'entend `a peine». И сколько раз меня ужасало неизмеримое расстояние, которое отделяет души людей и одну «психологическую реальность» от другой. И во сколько раз ослабевает свет, прежде чем долететь от своего источника до зрителя, а звук — тот угасает на значительно меньшем расстоянии, так что нужно с величайшим трудом добиваться мистической тишины, чтобы расслышать самый «голос молчания» — это прекраснейшее, воистину прекраснейшее на свете серафическое пение душ, таких, какие они там, у себя дома, на небе [408] .
408
Поплавский Б.Покушение с негодными средствами. С. 96–97, 100. И далее: «…для опытного слушателя голос того, кто стоит у порога мистической иллюминации, вдруг так резко меняется и, продолжая говорить на самую банальную тему, вдруг приобретает настолько очевидно потусторонний тембр, что говорящий человек вдруг стремительно возрастает перед глазами со скоростью пушечного дыма и никогда уже не возвращается вполне к своему мнимому зрительному измерению. Это звуковое преображениезаставляет навсегда полюбить человека, навсегда подарить ему свое уважение. Пруст в „Содоме и Гоморре“ описывает один такой случай: когда вдруг в разговоре с одним расточительным чудаком, St.Loup, он почувствовал, „что гений Германтов вдруг, пролетая, остановился над ним на большой высоте, но что это было лишь одно мгновение“. Именно об этом слуховом преображениия и пишу Вам, хотя Вам и некогда меня читать» (С. 102–103). См. также высказывание Поплавского о стихах: «Потом, для стихов нужен опыт, надо найти свой звук, как для художника свой цвет. Тогда краска превратится в свет, засияет. Это довольно трудно, сразу не дается. Трудность в том, чтобы не ошибиться: что именно твое, какой цвет только тебя выражает. То же относительно линии — ничья рука не сможет ее провести — а в стихах и прозе твой звук. После того начинается рост, а до того — дилетантщина, игра, смутный проблеск» ( Татищев Н.Из статьи «В серебре пустынь». С. 503).
По-видимому, одним из источников Поплавского была «Тайная доктрина» [409] . Так, о звуке мадам Блаватская пишет следующее: «Мы говорим и утверждаем, что звук есть, прежде всего, страшная оккультная сила; что это изумительная сила, которую не смогло бы уравновесить все электричество, полученное от миллиона Ниагар, даже в самомалейшей ее потенциальности, если она направлена с Оккультным Знанием» [410] . Брама, Парабраман, арупа (бесформенность), рупа (форма) — все эти имена и понятия также чрезвычайно часто встречаются в основополагающем труде знаменитой оккультистки. Например, о Парабрамане сказано, что он, «будучи Высочайшим ВСЕМ, вечно невидимым Духом и Душой Природы, неизменным и вечным, не может иметь атрибутов» [411] . Приведу также высказывание ученицы Блаватской Анни Безант:
409
28 сентября 1921 года Борис записывает в дневнике: «…читал „Доктрин секрет“, очень интересно» (Собр. соч. Т. 3. С. 204). Поплавский читал «Тайную доктрину» во французском переводе.
410
Блаватская Е. П.Тайная доктрина. Т. 1. С. 713.
411
Там же. С. 62.
Весь мир есть не что иное, как произнесенное слово, которое скрыто в непроявленном Логосе и произнесено во Втором. Вот это-то произнесенное слово и есть объективный Космос. Итак, и в Космосе, и в человеке одинаково заключено это свойство звука, без которого не может быть формы, звука-строителя формы, рождающего ее. Всякий звук имеет отдельную форму и заключает в себе троякое свойство: одно, рождающее форму, другое — удерживающее ее, и третье — разрушающее ее [412] .
412
Безант А.Строение космоса // Безант А. Эзотерическое христианство. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. С. 259. Ср. также рассуждение Хармса о звуках, у которых отсутствует форма: «Есть звуки даже довольно громкие, но мало отличающиеся от тишины. Так, например, я заметил, — отмечает Хармс в дневнике, — что я не просыпаюсь от нашего дверного звонка. Когда я лежу в кровати, то звук звонка мало отличается от тишины. Происходит это потому, что он похож на ту вытянутую, колбасную форму, которую имеет свернувшийся конец одеяла, располагающийся возле моего уха. Все вещи располагаются вокруг меня некими формами. Но некоторые формы отсутствуют. Так, например, отсутствуют формы тех звуков, которые издают своим криком или игрой дети. Поэтому я не люблю детей» ( Хармс Д.Полн. собр. соч. Записные книжки. Дневник. Кн. 2. С. 48).
Что касается соломоновой печати, то здесь, возможно, сказывается влияние известного каббалиста-популяризатора Элифаса Леви (Альфонса Луи Констана) и его «Учения и ритуала высшей магии» [413] . В главе «Треугольник Соломона» Поплавский мог прочитать следующий пассаж:
Тройное начертано в пространстве в бесконечной высоте, высшей точкой, которая посредством двух прямых и расходящихся линий соединяется с востоком и западом.
Но с этим видимым треугольником разум сравнивает другой невидимый, который, как он утверждает, равен первому; этот треугольник вершиной имеет глубину, а его опрокинутое основание параллельно горизонтальной линии, идущей от востока к западу. Соединение двух этих треугольников образует шестиугольную звезду, священный знак печати Соломона, блестящую звезду макрокосма. Идея бесконечного и абсолюта выражена этим знаком, великим пантаклем, т. е. самым простым и в то же время самым полным сокращением знания всех вещей [414] .
413
См.
414
Леви Э.Учение и ритуал высшей магии // Леви Э. Учение и ритуал. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. С. 52–53.
Во-вторых, Поплавский дает другой порядок гласных, нежели Рембо, у которого сначала идет А, затем Е, I, U, О.
В-третьих, у Поплавского отсутствует синестетический компонент, в то время как у Рембо символическое содержание каждой гласной порождается ее цветовой «формой», то есть именно цвет создает символ, а не символ «окрашивается» в цвет. Механизм порождения символического значения буквы таков: буква А — черная, черное символизирует смерть, следовательно буква А символизирует смерть. Оккультные толкования сонета как раз и исходят из того, что цвет обладает неким символическим смыслом: например, Ж. Жангу [415] прочитал сонет через призму учения Элифаса Леви о символической динамике черного, белого и красного цветов. У Поплавского же оккультная семантика звуков подается так же, как в Каббале семантика букв, то есть не требует никаких промежуточных членов — звук (буква) А естьполнота утверждения и вечность.
415
Gengoux J.La pens'ee po'etique de Rimbaud. Paris: Nizet, 1950. P. 430–431. Подобные толкования стали объектом обоснованной критики Этьямбля; см.: Etiemble R.Le mythe de Rimbaud. Paris: Gallimard, 1961. T. 2. Structure du mythe. P. 108–115.
В-четвертых, нетрудно заметить, что значение некоторых звуков в интерпретации Аполлона ближе к тому, которое дается в Каббале, нежели к значению, постулируемому в стихотворении «Гласные». Конечно, Безобразов рассуждает о гласных звуках, а в иврите все буквы согласные, однако надо иметь в виду, что четыре буквы — алеф , he , вав и йод используются для записи гласных; в идиш буквы алеф , вов , йуд и айн также выполняют функцию гласных на письме [416] . Папюс в «Каббале» вообще дает неправильную огласовку букв, утверждая, что алеф произносится как «а», he как «е», йод как «i», айн опять как «а» [417] .
416
Благодарю Ю. Левинга за возможность обсудить данную проблематику.
417
Папюс.Каббала… С. 86.
Итак, буква А у Рембо явно связывается со смертью, распадом («черный мохнатый корсет оглушительных мух, жужжащих среди жестокого зловония», «заливы мрака» [418] ), у Поплавского же звук А имеет те же качества, что и первая буква еврейского алфавита — алеф . Папюс поясняет:
Эта буква соответствует первому имени Бога — Эxie, которым объясняют божественную сущность. Каббалисты называют Его «Тем, Кого никогда не видел глаз человеческий», вследствие Его возвышенности. Она находится в мире, называемом Эн-Соф, то есть бесконечное [419] .
418
«А, noir corset velu des mouches 'eclatantes / Qui bombinent autour des puanteurs cruelles, / Golfes d'ombre» ( Rimbaud A.Voyelles // Rimbaud A. Oeuvres. P. 110). Подстрочный перевод мой.
419
Папюс.Каббала… С. 89.
Буква Е в «Гласных» («белизна туманов и палаток, копья гордых ледников, белые короли, дрожание зонтиков цветов») [420] ассоциируется с идеей «чистоты, удаленности от „земного“ в житейском смысле слова, высоты и открытых пространств» [421] . Что касается Безобразова, то он лаконично заявляет, что Е — это начало, вступая тем самым в противоречие не только с Рембо [422] , но и с каббалистическими воззрениями, согласно которым начало вещей представляет буква йод . Как утверждает Папюс, все буквы еврейского алфавита являются комбинациями, образованными буквой йод. Священное каббалистическое слово, которое «дает смертному, открывшему его истинное произношение, ключ ко всему знанию божественному и человеческому» [423] , начинается с буквы йод, однако его составляют также и еще две буквы — дважды повторенная буква he и буква вав (; у Папюса «вау»). Слово, называющее третье имя Бога, пишется так: (йод-х е– вау-х е), то есть Iехова(хъ). Буква х еобозначает в этом имени « пассивное, по отношению к йоду, являющемуся символом активного, не-япо отношению к Я, женщинупо отношению к мужчине, субстанциюпо отношению к сущности, жизньпо отношению к душе и пр.» [424] . Возможно, говоря о Е как о начале, Безобразов имеет в виду эту неразрывную связь двух букв в священном имени Бога [425] . Конечно, такая интерпретация является релевантной только в том случае, если тетраграмматон передается не как IHVH, а так же, как это делает Папюс — IEVE [426] , — в русском переводе это дает IEBE [427] . Папюс подчеркивает, что это слово произносилось лишь раз в году первосвященником [428] . Принимая во внимание предпочтение, отдаваемое Поплавским звуковой оболочке слова перед его графической формой, можно предположить, что то таинственное имя, которое Безобразов повторял вслух «в протяжении двенадцати часов подряд с неумолимыми настойчивостью и любопытством» ( Аполлон Безобразов, 127) [429] , было как раз каббалистическим словом IEBE.
420
«Е, candeurs des vapeurs et des tentes, / Lances des glaciers fiers, rois blancs, frissons d'ombelles».
421
Соколова Т. В.Еще один опыт интерпретации сонета Артюра Рембо «Гласные». С. 245.
422
Соколова отрицает плодотворность попытки проанализировать «Гласные» с точки зрения каббалистической семантики букв, при этом сама предлагает оккультное прочтение сонета, трактуя динамику гласных у Рембо в контексте алхимической трансмутации.
423
Папюс.Каббала… С. 103.
424
Там же. С. 107.
425
Божественная семантика буквы Е обсуждается в трактате Плутарха «Об „Е“ в Дельфах». Учитель Плутарха платоник Аммоний возводит эту букву, помещенную на храм Аполлона (!), к глагольной форме «Ты еси». Геннадий Обатнин, отметивший важность этой формы для Вячеслава Иванова, так резюмирует суть рассуждений Аммония: «…именно бог обладает атрибутом существования, потому что остается неизменным во времени, тогда как весь тварный мир, включая человека, непрерывно изменяется, течет, подобно воде» (Иванов-мистик (Оккультные мотивы в поэзии и прозе Вячеслава Иванова (1907–1919)). М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 30).
426
См.: Papus.La Cabbale: tradition secr`ete de l'Occident. 5 'ed. Paris: Niclaus, 1937. P. 87.
427
Любопытно, что Рише «вписывает» имя Бога в сонет «Гласные» в похожей транскрипции — IEVOA (см.: Richer J.L'alchimie du verbe de Rimbaud. P. 79).
428
Папюс.Каббала… С. 103.
429
E. Менегальдо сопоставляет данный пассаж с новеллой По «Береника» ( Неизданное, 468–469).
В данной перспективе необходимо анализировать и другое таинственное древнее имя, о значении которого любил рассказывать Безобразов. Это имя Оэахоо, которое комментаторы (Аллен и Менегальдо) неверно транслитерируют как Оеах и, смешивая сразу двух мифологических героев — Ойака (Эака) и Аякса, — ошибочно выдают за древнегреческое. Это делает бессмысленным соположение имен — Оэахоо, Индра, Иоанн, Анна, — которые были отобраны Аполлоном совсем не случайно. Индра — верховное (и наиболее антропоморфное) божество ведийского пантеона, громовержец, эквивалентный древнегреческому Зевсу. По словам Блаватской, Индра — «победитель всех „врагов Бога“, Даитьев, Нагов (Змий), Асуров, всех Богов-Змий и самого Вритра, Космического Змия. Индра есть Св. Михаил индусского Пантеона — глава воинствующего Множества» [430] . Иоанн — на древнееврейском означает «божья благодать», Анна — «божья милость». Как утверждает Блаватская,
430
Блаватская Е. П.Тайная доктрина. Т. 2. С. 439.