Между нами горы
Шрифт:
Настал полдень. При низкой облачности и упавшей температуре на снегу образовался наст, способный удержать вес человека. В своих снегоступах я бы реже проваливался и тратил меньше энергии. Теоретически это ускорило бы наше движение.
Я обулся, прицепил снегоступы, натянул куртку. Один рукав порвался на локте, из дыры торчали перышки. Мои руки были в плачевном состоянии. Пришлось оторвать лоскуты от джинсовой куртки Гровера и обмотать себе ладони.
Мы все собрали накануне и теперь подготовились к походу довольно быстро. Я загрузил «сани», заставил Эшли сжевать несколько кусков мяса и выпить воды, а затем потянул ее в мешке к выходу, помня об опасной
Она, с сомнением наклонив голову, наблюдала за моей возней. Ее рот был набит мясом, и она никак не решалась его проглотить. Я снял куртку, взял со снега Наполеона и засунул то и другое к ней в спальный мешок. Если бы я остался в куртке, то, потянув сани, опять в считаные минуты взмок бы и превратил в ничто свой уровень теплосопротивления. Теперь Эшли согреет и сохранит сухой мою куртку, чтобы на остановке я смог ее надеть и не замерзнуть. Это было важнейшее решение. Я впрягся уже по-настоящему и начал тянуть.
За час мы преодолели метров пятьсот и спустились метров на сто. Через каждые три шага я несколько секунд отдыхал. Продвижение было до обидного медленным, но все же это был прогресс.
Эшли по-прежнему скептически относилась к этой затее.
– Нет, серьезно… – Она отхлебнула воды. – На сколько, думаете, вас хватит?
Хорошая новость состояла в том, что она весь день ела и пила в медленном ритме, помогавшем пищеварению.
– Понятия не имею, – пропыхтел я, косясь на нее.
– Это невозможно. У вас не получится. – Она показала куском мяса на небо. – Посмотрите вокруг. Мы в центре УНМ.
– УНМ?
– Удаленное неизвестное место. У черта на куличиках.
Я остановился с мокрым от пота лицом, тяжело дыша.
– Эшли? – Она не ответила. – Эшли!
Она с вызовом сложила руки на груди.
– Мы не можем оставаться на высокогорье. Здесь нам грозит смерть. И бросить вас я не могу. Без меня мы умрете. Вот мы и стараемся спастись.
Она больше не сдерживала свое отчаяние.
– Двенадцать дней! – крикнула она. – Двенадцать чертовых дней – и ни единой души! На сколько мы отползли? Не больше чем на милю. В таком темпе мы не спустимся вниз до самого Рождества.
– Они не знают, где искать.
– Так какой у вас план? Как вы видите наше спасение?
За нее говорил страх, а не логика. Разговором ее было не пронять.
– Шаг за шагом.
– Сколько вы, по-вашему, продержитесь?
– Сколько потребуется.
– А если нет?
– Я смогу.
– Откуда вы знаете?
– Разве у меня есть выбор?
Она закрыла глаза, прижала к себе Наполеона и уставилась в небо. Я достал компас, определил угол в 125 градусов, принял за ориентир скальную гряду в отдалении и снова двинулся вперед, осторожно переставляя ноги. Выпавший вечером снег полностью засыпал наши вчерашние следы. Ничто не указывало на то, что мы уже покидали место катастрофы.
Мы провели в молчании несколько часов.
Я двигался
Когда начало темнеть, я остановился.
Я был весь мокрый, хоть выжимай, и совершенно выдохся, но знал, что если немедленно не начну готовиться к добыванию огня трением, то горько об этом пожалею. Эшли я устроил под елью, спиной к скале. На землю под широкими еловыми лапами почти не нападало снега, и она была покрыта толстым слоем сухих иголок. Недавно здесь грызла шишку белка. Я снял потную рубашку, повесил ее на ветку, собрал несколько пригоршней иголок и сучков и развел рядом с Эшли небольшой костер. Насчет горелки я не ошибся. Когда я попробовал ее зажечь, она ответила икающим звуком. Горючего в ней оставалось от силы на один день. Я собрал еще хвороста, сложил его горкой рядом с Эшли и сказал:
– Следите за огнем, не давайте ему гаснуть. Я не уйду далеко, если что, можете меня окликнуть.
– Что вы будете делать?
– Лук.
Она посмотрела на лук Гровера, привязанный к ее саням.
– Я думала, лук у нас есть.
– Мне нужен не такой.
Я бродил вокруг. Мне нужны были две палки. Одна, длиной фута в три, должна была быть слегка изогнутой. К ней я собирался привязать шнурок или веревку. Из второй палки я должен был вырезать шпенек размером с ручку молотка или немного покороче. На поиски того и другого у меня ушло полчаса.
Я лазил под деревьями, оглохший от хруста снега под снегоступами. Ходьба превращалась в мучение. Отойдя на некоторое расстояние, я затаил дыхание. Правильнее сказать, я позволил себе исподтишка подглядывать за Эшли. Она сидела, подкладывая в костер щепочки. Огонь озарял ее лицо. Даже теперь она была красива, отрицать это было невозможно.
Я ни на мгновение не забывал о сложности нашего положения. Мне предстояло совершить невозможное. Но раньше я не смотрел на происходящее ее глазами. Ее спальный мешок. То, как она поддерживает огонь и гладит Наполеона. Она зависела от меня буквально во всем: в еде, в движении, в воде, в отправлении естественных потребностей. Сама, без меня, она могла только спать. Если бы я попал на целых двенадцать дней в такую зависимость от другого человека, то вел бы себя куда более несносным образом.
Врачи привыкли докапываться до сути проблем, обрушиваться на них сверху, наподобие Зевса, приводить все в порядок и устраняться до наступления последствий. Вся грязная работа взваливается на медсестер и санитаров. Эшли требовался врач и «врач». Быть одним из них было легко, вторым – трудно, и я не знал, как этому помочь. Я знал только, что хочу этого.
Я вернулся к костру, залез в свой спальник, сжевал немного мяса, заставил себя выпить воды. Горелка уже выходила из строя, но я все еще мог воспользоваться ее верхней частью, подобием кофейной чашки. Все-таки это был алюминий, выдерживавший нагревание. Я положил туда снега и поставил на угли.