Между нами горы
Шрифт:
Я обвязал себя за плечи длинной веревкой и дал другой конец ей.
– Если я вам понадоблюсь, дергайте!
Она кивнула, завязала веревку у себя на запястье и зажала подбородком край брезента.
Дневной свет заставил нас зажмуриться. Уже через несколько минут мы стали штурмовать склон, чтобы, двигаясь по тропе, добраться до перевала, ведущего в долину. Сани отлично скользили по снегу, и я не очень уставал. Вот только ветер швырялся снегом мне в лицо, налипал на ресницах, слепил, заставлял
План у меня был нехитрый: идти, пока хватит сил. Логика и элементарное изучение рельефной карты подсказывали, что мы находимся в 30–40, максимум в 50 милях от дороги и человеческого жилья. Я не думал, старался не думать о том, протащу ли сани на такое расстояние. Одолеть миль тридцать было мне еще по силам, но если бы расстояние удлинилось, нам пришлось бы худо.
Мы одолевали небольшие подъемы и спуски, но в целом я видел, что мы спускаемся. Мне не приходилось тратить силы на преодоление зарослей и завалов, и вся моя энергия шла на продвижение вперед. Меня радовало то, что мы не блуждаем, а движемся по тропе, по пути, по которому до нас прошло множество людей. Откуда-то эти люди должны были прийти!
К полудню мы оставили позади, по моей прикидке, мили три, к середине дня – все шесть. Мне хотелось уточнить время, то и дело я по привычке смотрел на часы – и видел треснувшее стекло и капли влаги под ним. К сумеркам тропа спустилась с бугра и стала виться по плоской местности. Я поднажал. Перед каждым поворотом я оглядывался, проверяя, как поживает моя пассажирка. За день мы преодолели миль десять.
Ночь мы провели под навесом из нашего обтрепавшегося брезента и еловых веток. Эшли удобно устроилась на санях.
– Здесь есть место только для одного, – предупредила меня она.
Я улегся на холодный снег, подстелив под спальный мешок шерстяное одеяло.
– Как не хватает нашего камина!
– Еще бы!
– Кажется, Наполеон с нами согласен, – сказал я, прижимая дрожащего песика к себе. Он обнюхал меня и мой спальник, немного покружил по снегу и решил перебраться к Эшли. Она довольно засмеялась.
Я повернулся на другой бок и закрыл глаза.
– Главное – чтобы вам было удобно.
За утро мы прошли еще мили четыре. Стало немного теплее, почти ноль градусов – такой высокой температура не была еще ни разу после падения самолета. На склонах из снега торчали прутики – свидетельство того, что снега здесь было всего фута четыре, а не восемь-десять. Мы продолжали спускаться и находились теперь на высоте всего 9 тысяч футов. Сырой снег стал липнуть к полозьям саней, заметно утяжеляя их.
На пятой миле тропа расширилась и распрямилась. Это выглядело почти противоестественно. Я остановился и почесал затылок.
– Что случилось? – спросила Эшли.
– Здесь так широко, что проехал бы грузовик… – И тут до меня дошло. – Мы на дороге! Под нами дорога!
Справа я увидел что-то плоское, зеленое, проглядывавшее сквозь несколько дюймов снега. Я не сразу понял, что это, а поняв, засмеялся.
– Дорожный знак!
Я разрыл снег вокруг знака и прочел: «Эванстон 62».
Я выпрямился.
– Тут написано, что Эванстон в той стороне.
– Далеко?
– Не очень.
– Бен Пейн!
Я покачал головой, понурив голову.
– Далеко?
– Говорю же, не очень.
– Так я и думала.
Она дернула за веревку, и я снова остановился.
– Мы дойдем?
Я тронулся с места.
– Да, дойдем.
Она опять заставила меня остановиться.
– Вы протащите эти сани на расстояние, которое указано на знаке?
Я туже затянул пряжку на груди и тронулся.
– Протащу.
– Вы уверены?
– Уверен.
– Если нет, скажите об этом. Сейчас самое время признаться, если вы считаете, что не…
– Эшли!
– Что?
– Замолчите.
– Где ваше «пожалуйста»?
– Пожалуйста.
– Молчу.
Мы преодолели еще пять миль, по большей части вниз по склону. Это выглядело почти приятной прогулкой. Стемнело, из-за похолодания сани заскользили лучше, и я не останавливался еще несколько часов. По дороге мы прошли миль десять, от «нашего» дома – все двадцать пять. Движение по дороге походило на кружение по берегу озера: главное, оставлять деревья по обеим сторонам и идти по середине белой полосы.
Уже после полуночи я увидел справа дерево странной формы. Или это было не дерево? Я выпрягся и пошел на разведку. Это была постройка восемь на восемь футов, с крышей и цементным полом. Дверь была распахнута, внутрь нанесло снегу. Я отрыл вход и вкатил сани в дом. На стене висела ламинированная табличка. Я зажег спичку и прочел: «Это будка для замерзших. Если вы попали в трудное положение, милости просим, если нет, то вам здесь не место».
Эшли нашарила в темноте мою руку.
– Все хорошо?
– Да, все хорошо. Похоже, нам разрешено здесь находиться. Вот только… – Я раскатал спальный мешок и залез внутрь. Лежать прямо на полу было непривычно жестко. – Недостает моего матраса.
– Пустить вас на мой?
– Я уже об этом подумал. Вряд ли на нем хватит места на двоих.
Она промолчала.
– Как ваша нога?
– Побаливает.
– По-другому или по-прежнему?
– По-прежнему.
– Если будут изменения в ощущениях, скажите мне.
– Что вы тогда сделаете?