Между нами только ночь
Шрифт:
Прямо от Юли поехала я к своему интернату и побродила немного вокруг. Мне хотелось подумать о том, о чем я часто думаю теперь: что все - не зря, не напрасно, не даром. Что каждый миг нашей жизни - действительно важный фрагмент какой-то огромной чудесной картины, который имеет и собственную ценность, и смысл, и свет. А поскольку мы до поры до времени не видим всю ее целиком - то, как говорят мудрые хасиды, уже не волнуйтесь вообще ни о чем, и куда бы вы ни шли, идите, танцуя!
Я рассказываю о том, как мне повезло, ведь теперь я уже была не той Марусей, что прежде. Теперь я - писатель, у которого скоро выйдет настоящая книга.
В мыслях я уже видела свою книжку - в твердом переплете, мягкий кожаный корешок, с золотым обрезом, название "Загогулина" оттиснено серебром, шелковая закладочка, цветные иллюстрации в четыре краски, мелованная бумага...
– короче, идеальное воплощение моих грез.
Я гуляла в зеленой рябиновой роще, сидела на лавочке во дворе, который веснами напролет директор Владимир Павлович заставлял нас поливать из холодной и черной резиновой кишки, - поражаясь своему необыкновенному счастью. Не из убогого тщеславия, нет! Ибо это в порядке вещей, в этом суть, весь шум из-за этого!
– чтобы моя жизнь не растаяла, как дым, а была воспета и отблагодарена.
Естественно, Владимир Павлович давно уже тут не работал. Я слышала, некоторое время он заведовал кафедрой обществоведения в Медицинском институте. Но Владимира Павловича невзлюбили студенты и нарочно задавали ему каверзные вопросы.
Погорел он вот на чем. В присутствии комиссии из райкома партии его кто-то спросил:
– Где похоронен Энгельс?
– Там же, где и Маркс, - с достоинством ответил Владимир Павлович, - на Хайгетском кладбище.
А оказывается, Энгельс попросил развеять его прах выстрелом из пушки.
Роковая ошибка стоила Владимиру Павловичу кафедры. Потом его следы затерялись.
Внезапно я почувствовала симпатию и сострадание к этому человеку.
Мысленно поблагодарив моих учителей за их доброту, я отправилась бродить по городу, сгущались сумерки, зажигались звезды, сияющие лица плыли мне навстречу, не обращая на меня ни малейшего внимания, даже не подозревая о том, что весь этот мир, все человечество, да что там, целое мироздание! вскоре получит от меня королевский подарок - роскошную книгу "Загогулина"!..
Я зашла в телефон-автомат и позвонила Юрику.
– Надо увидеться!
– коротко сказала я.
Он мгновенно примчался. И хотя, по большому счету, его интересовали всего три проблемы: человек, Земля, на которой он живет, и космос, в который он погружен, Юрик все равно удивился, растерялся, обрадовался, испугался.
К писательскому ремеслу мой старший брат всегда испытывал некоторый священный трепет. Он верил, что книга может поднять человека из бедности, избавить от смятения, излечить от недугов. С помощью книги, ему казалось, можно услышать зов истины, достичь чего-то нового, справедливого или хотя бы человечного.
Правда, такой книги, он оговаривал, которую написал Уильям Шекспир, Уильям Сароян, Уильям Теккерей... А его сеструха Маруся если и сделала скромную попытку в этой области... что ж, Юрик был готов за свои деньги издать пару сотен экземпляров для близких родственников. Никак он не ожидал все-таки, что это дело примет настолько серьезный оборот.
Ну, мы зашли в ресторанчик, взяли коньяку, запеченную курицу на решетке, набрали с ним всякой всячины, - в кои-то веки я угощала его! короче, мы закатили грандиозный пир.
Потом позвонили маме с папой, хотели им рассказать о книжке, потому что такого рода новости больше касаются родителей, чем остальных людей.
– Да, мир полон разных чудес!
– воскликнула мама, услышав эту невероятную историю.
Тут папа взял трубку и жутко стал удивляться, как мы с Еленой друг друга узнали.
– Что она тебя узнала - это понятно, - сказал он.
– Но как ты ее узнала? Ведь она-то, поди, совсем старушка?
– Ну и что?
– послышался голос мамы.
– В конце концов, все становятся старушками. И если ничего не болит, это очень даже неплохо. Во всяком случае, козлы всякие не пристают!..
Кстати, Елена и не думала становиться старушкой. По-прежнему статная, она ходила на высоких каблуках - стюардесса! И говорила о себе:
– Я одинокая замужняя женщина.
Муж ее, отец Даши, пилот Кучегоров, огненно-рыжий красавец, прожигатель жизни, был пьющ, горяч, восторжен, хвастлив и очень легкомыслен - он где-то пропадал уже несколько лет.
Юля мне рассказывала, что Елена совсем недавно влюбилась, и с этим связаны большие переживания. Поскольку ее избранник, видимо, не выдерживал ее сияния, а свою нерешительность объяснял таким образом, будто бы Елена для него недостижима, словно горизонт. В самом деле, она - совершенно неправдоподобная женщина. Юля помнила ее маму, та часто повторяла:
– Лена, не забывай о радуге!..
Наконец Елена воскликнула:
– Как я могу забыть о радуге? У меня даже на заднице радуга!!!
Собственно, никто не знал толком ни о ее личной жизни, ни о размерах ее владений, ни о реальной стоимости ее имущества, но все давно уже свыклись с тем, что Елене, как говорится, подвластны все воды проточные и стоячие, дожди, что пролились и что прольются, все дороги, тропинки, заводы и пароходы, что она богаче индийского набоба, какого-нибудь махараджи с крупнейшим на свете алмазом в чалме и залежами золота и серебра в закромах.
Также ходили слухи о ее тайном дворянском происхождении, иначе откуда в простой семье взялась высокородная княжеская фамилия Голицына. Поговаривали, что мать Елены, к слову, и сама никогда не забывавшая о радуге, была возлюбленной князя Федора Голицына.
Вскоре мне стало доподлинно известно, что Елена сняла в аренду какой-то шикарный пансионат в Одессе на берегу моря, сначала один, а потом, когда разорился соседний, она, не раздумывая, закупила и этот, и они с Юлей махнули туда, позабыв обо всем на свете!..