Между нами

Сборник

«А хлебом насущным ты станешь уже потом…»

А хлебом насущным ты станешь уже потом,Когда осенит нас октябрь золотым крылом,Когда все значенья слова поменяют влет,А слезы той осени вдруг превратятся в лед.А там подо льдом будет много взрывчатки слов,В седом монитора сиянье – тоски улов.Как в омут бросать нам соцветья сухих. Как дела?Костры разводить, чтобы вспомнить, куда я шла.И стоит теперь-то стихов городить огород,Когда наши реки забвенья-молчанья мы вбродДавно одолели, и мнится, что все же не зря,Роднит до сих пор нас тот день золотой октября,Где черная с белой встречается полосой,Где в карих глазах у судьбы мы искали покой,Которую осень я пью этот день вновь любя,Но

жаль иногда, что тогда я не знала тебя.

«И эта эпоха осыплется горсточкой звезд…»

И эта эпоха осыплется горсточкой звезд,Стеклянных, бумажных,как будто для самых последнихЖеланий, к примеру,чтоб вырос над пропастью мост.Стихи перестанут стучаться, как злые соседи.Рассветы наполнятся разумом чуткого сна,Ты станешь застывшею каплей в чужом фотоснимке.Как будто – не осень, и будет ли дальше веснаС нездешней сиренью и небом,как две половинки.Мы сменим пароли, звонки и значенья пустот,Поделены тайны меж теми, кому параллельно.А может, все будет мучительно наоборот —Московский сентябрь, догорающий в окнах кофейни,Блаженные тучи на крышах,где мир не чужой,Где миг обожжет и польется стихами мне в чашку.Но август подкрался всего лишь транзитной грозой.И звезд не видать,лишь повсюду осколко-бумажки.

«Все пляжи расчерчены на квадраты…»

Все пляжи расчерчены на квадраты,Все мысли за нас уже кто-то думал.Ни в счастье твоем я не виновата,Ни в том, что осталась цветком неразумным,Обрезанным кадром, стихами вприпрыжку,Неузнанной узницей, даже без грима.Лишь галька шуршит под спасательной вышкой,Чужие закаты так зорки и зримы.Еще невиновна я в том, что молчаньяБывает шесть видов, и ты номер третий.И в каждой избушке – свой треснутый чайник,Свой город-магнитик, где сонные дети.Я тоже умею быть плюшево-снежной,Сворачивать горы бесшумно, но быстро.Читать гороскопы, встречать по одежде,Знать все, кроме истины горькой, лучистой.Вина не доказана, где-то у моряВ далеком году над предутренним СочиЖила моя тень, в ней ни счастья, ни горя.А нынче – твоя. И мои многоточья…

Ольга Еремкина

Настроение

С. Е. Васильеву

И течет, течет река,И плывут, плывут века,И никто не понимает,Как печаль моя горька.С. Е. Васильев

Сквозь ворс полумглы рассыпается моросьИ жмется к подснежникам крокусов длань…Здесь лошадь моя позабыла про скорость,В камине давно догорела зола.Иду сквозь века… сквозь дубравы и грезы…Ольха так тиха, так величествен вяз.Печаль не горька, но горьки ее слезы,А розы стиха расцветают лишь раз.

Бабушке гале

Непроницаемая, колокольная,Покоем данная мне тишина.Как ты, любимая, ныне покойная,С родимой матушкой или одна?Прости, что вместо прощанияБездонная, полыннодрогнувшая суета,Ты, как река под горою, покорнаяБыла. А впредь разлилась на лета…Теперь и ты, где над стланью несорванныхЗлатых левкоев полощется свет…Найди приют меж подснежников мраморныхИ улыбнись нежным ветром в ответ.

Осенний дождь

В матовом блеске холодного солнца,В хрупкой руке зажимая ключи,Сквозь запотевшую дымку оконцаОсень кричит!

Дождь

Товарищу

Маяковскому

В тубы [4] разбуженных труб,В башен овальные выиСолнца оранжевый зубВпился. Я на мостовыеДуш проходящих смотрю,Лужа – смуглянка – смеется.Ветер, влюбленный в зарю,Румбой танцующей льется.

4

Тубы – духовой инструмент самого низкого регистра.

Здравствуйте, Бобби Макферрин…

Здравствуйте, Бобби Макферрин,Ветер – воздушный веер —странной меня принес.В лотос укутан голос,Где мой Тотошка, пес?!Там, где нет ураганов,Где на восходе раноПрыгает резво лев,Лей, милый Бобби, лей!С чайной случайной ложкиМедом в мои ладошкиИмпровизаций плес.

Прибауточное

Барабан машинки стиральной,Как по чертовому колесу,Прокатил горе-флешку, странно…Лучше б я родилась в лесу!Я намедни ее искала,Был записан на ней весь мир,Но машинка ее сломала.– Здравствуй, друг мой несчастный, Лир!

Под музыку Альфреда Шнитке

Лючии, любимой дочери

Джеймса Джойса

Две скрипки, фортепьяно, альт и вновь виолончель,Танцуй, Лючия дикая, танцуй, мой менестрель!Рассказчик, шут и фокусник, схоласт-эквилибрист,Танцуй, Лючия дикая, взлетай мой белый лист!

Последождливо-джазовое

Спиричуэлы поют воробьи,А небо снова, как белый мел.Лишь светотени смычок меж рябин,Услышав госпел ветров, онемел.Трава права – этот воздух из нот,В глиссандо строк окунулся мой блюз.Лишь леди Франклин достигнув высот,Я леди Хьюстон в себе полюблю.

Невольно кривое

Чего боятся господа…Рабочих бунтовИль правды и голода?!А лучше бы властиБоялись и блюдаИз сахарного променада!

Увлеченное

Увлек ВордсвортВ водоворот…Декарт увлекВ акрополь Сартра.Луис Мелендес в натюрмортВлюбил, как воздух над Монмартром.Но я его еще, увы,Увы, еще не ощутила.А мне в горсти бы флер травыХотя бы… и найдутся силыУвлечь в темницы томный тленВ ручьи Касталии [5] прекраснойГраненых строк безбрежный плен,Где Клод Лоррен и россыпь красок…

5

Касталия – источник, посвященный Аполлону и музам на Парнасе, пенившийся у подошвы Гиампейской скалы, водами которого пользовались пифийские пилигримы для очищения себя, прежде чем войти в Дельфийский храм.

В окне

Шорох камелии,Сад Йокогама.Холод избы,Фортепьянная мама.Перечитать быСейчас МандельштамаИ вознестисьНад сливовою мглой!

Перламутровое

Перламутр опалаСквозь свинцовые шпалыПропускает усталоСвет рассеянный.Скоро, милая мама,Я, как Васко да Гама,Через Африку прямо —И до севера!