Между никогда и навечно
Шрифт:
— Опять ревнуешь, пиписька?
Я сопротивляюсь желанию закатить глаза, но не могу бороться с усмешкой. Она хихикает и виляет бровями, глядя на меня.
— Сегодня мы снимали отличную сцену. Я полуголая. Красное вино и шоколад. Было очень сексуально.
Я стискиваю зубы. Ради себя.
— Или, по крайней мере, так казалось. Пока я не вонзила ему в спину поварской нож и не столкнула с балкона виллы.
Я смеюсь, и она пожимает плечами.
— Тебе не о чем беспокоиться, Леви. У тебя нет соперников. И никогда не было.
Я улыбаюсь
Возможно, не среди мужчин. А как насчет стадиона, полного зрителей? Или страны со стадионами, полными зрителей? Могу ли я соперничать с ними?
— Этот ребенок должен быть со своей семьей, — говорит мама по телефону. — Ты не должен брать на себя эту обязанность.
Я в двух секундах от того, чтобы бросить трубку. Не понимаю, почему я еще этого не сделал.
— Ее семья — я. Она должна быть со мной, там она и останется.
Я расстроен, раздражен и истощен, и эти эмоции отражаются в моем тоне. Она звонила мне не переставая со среды, когда я встречался с Ларками. В итоге, я сдался и ответил, просто чтобы положить этому конец, а затем десять минут слушал, как она отчитывала меня за то, что мне следовало ответить раньше. Будто мне мало беспокойства из-за всех придурков с камерами возле моего дома. Мне не нужно еще один раздражающий фактор, и по какой-то чертовой причине я не могу заставить себя заблокировать ее.
— Ее кровь — Хелен и Уильям. Наполовину. Ты не можешь думать, что справишься с ее воспитанием лучше них. Особенно сейчас, когда эта девушка вернулась. Леви, теперь ты замешан в сексуальном скандале? Я всегда знала, что от нее одни неприятности.
Я не стал отвечать на ее слова о Саванне. Мнение моей матери не имеет значения. Оно — просто воздух.
— Ну, что скажешь в свое оправдание? Если бы у тебя был разум, которым Бог наградил тебя, ты бы вернул ребенка Ларкам. Для тебя так лучше. Ты понятия не имеешь, какая кровь течет по венам этого ребенка.
— Ребенка зовут Бриннли, и адвокаты уже сказали Уильяму и Хелен, что она останется со мной. Она — моя дочь. То, что течет в ее венах, не имеет значения, и если Ларки попытаются подать на меня в суд, то просто потратят свое время и деньги, потому что не выиграют.
Я смотрю на часы. Шэрон должна с минуты на минуту заехать за Бринн. Она берет ее за покупками одежды к школе. В этом году Бринн решила, что я недостаточно крут, чтобы возить ее за покупками. Как, черт возьми, лето почти закончилось?
— Поверь мне, Леви, тебе будет лучше, если ты просто подпишешь отка…
— Мама. Прекрати. Этот разговор закончен.
На другом конце линии раздается фырканье, затем долгий медленный вдох, за которым следует долгий медленный выдох, прежде чем она снова говорит:
— Все,
Я усмехаюсь. Меня всегда поражало, насколько сильно мама верит в собственные заблуждения. Будто манипулирование стихами из Библии ради контроля надо мной всегда делалось мне во благо. Она использует религию как оружие. Чтобы чувствовать свое превосходство, чтобы оправдать свою ненависть, и действительно верит в то дерьмо, которое несет. В своем уме она на самом деле видит себя самоотверженной, святой матерью.
— Хорошо, — говорю я спокойно.
— Помни, что я пыталась. — И вешает трубку.
Я зажимаю переносицу большим и указательным пальцами. Все это вызывает у меня мигрень. Я скорее предпочту еще один сплав по чертовым порогам, чем еще один телефонный разговор с Джудит Купер.
Входная дверь открывается, затем закрывается, и на кухню входит Шэрон.
— Господи, эти люди когда-нибудь уходили?
Она хмуро оглядывается через плечо, будто ее взгляд проникнет через стены и достигнет кретинов-папарацци. Я качаю головой.
— Пока нет.
Я продолжаю надеяться, что им надоест и они свалят отсюда, как только вся эта неразбериха уляжется, но на данный момент СМИ считают Сав Лавлесс все еще помолвленной с Торреном Кингом и видят во мне потенциального разлучника.
— Ты сказал Саванне?
— Нет.
— Разве тебе не стоит ей рассказать?
— Нет.
Я не собираюсь беспокоить ее этой ерундой. Съемки еще не закончены. Она обеспокоена переговорами по контракту с лейблом. Чувствует себя ужасно из-за того, что новости об удочерении Бринн приобрели глобальный масштаб. Я не собираюсь наваливать еще больше дерьма сверху. Кроме того, Сав и СМИ идут рука об руку, верно? Если она мне нужна, я должен решить, смогу ли с этим справиться.
Шэрон вздыхает и ставит сумочку на прилавок, поэтому я зову Бринн сверху.
— Босс, мисс Шэрон здесь!
Через несколько секунд Бринн сбегает по лестнице на кухню. На ней джинсовые шорты и футболка с эмблемой «Бессердечного города», она плюхается на пол и начинает натягивать обувь.
— Я знаю, что хочу на день рождения.
Я поднимаю бровь.
— Думал, ты хочешь членство в цифровой энциклопедии.
— Уже нет. — Бринн снова встает и улыбается мне. — Я хочу электрогитару, как у Сав.
— Что не так с акустикой, которую она тебе отдала?
— Это другое, папа. — Моя дочь закатывает глаза и вздыхает. — Теперь она твоя девушка, так что поможет тебе выбрать хороший инструмент.
Конечно. Я перевожу взгляд на Шэрон и вижу, как она ухмыляется мне. Со всем вниманием средств массовой информации единственное, на чем сосредоточилась Бринн, — это отношения между мной и Саванной. Бринн уже знала, что ее удочерили, так что это ее не беспокоило. Но после того, как я объяснил, что Сав на самом деле не помолвлена с Торреном Кингом, Бринн зацепилась за то, что мы с Сав встречаемся.