Между прошлым и будущим
Шрифт:
– Обрабатывай, – разрешил мужчина, – ты же медсестра, Ася.
– Была когда-то. Спиртом его надо протереть для дезинфекции. Давай свою сливовицу.
– Я…, – начал было мужчина.
– Только не надо, Давуд, говорить, что как истинный мусульманин, не пьёшь, согласно пророку Мухаммеду. Доставай свою сливовицу. Ты у Небойше её брал? У Небойше сливовица крепкая семьдесят градусов, почти как спирт.
– Семьдесят пять.
– Тем лучше. И сходи к Саве Ивковичу, позови его сюда, пусть он принесёт обезболивающее,
– Но он же зубной врач.
– Ну и что? Другого всё равно нет, и к тому же он серб, а значит, русский ему брат и друг.
– А нам русский кто? И кто мы? За сербов добровольцами воюют не только русские, но и греки, румыны, болгары. А за нас арабы, иранцы да афганцы, они зверствуют, и наши, глядя на них – зверствуют. Наши дети и внуки так много зла за последние время принесли сербам, что нам надо хоть как-то искупить их вину, нам надо спасти русского. К тому же Россия помогает оружием нашим войникам. Удивительная страна Россия: простые люди воюют на стороне сербов, а их государство снабжает своим оружием их врагов.
– Не думаю, что наши дети и внуки обрадуются, если узнают, что мы спасли русского.
– И что теперь, Ася, нам зарезать его?
– Надо было мимо пройти в лесу, а теперь уж лечить будем.
– Ладно, пойду к Саве, – сказал Давуд.
Он достал бутылку со сливовицей и вышел на улицу и направился к дому Ивковича.
– Здраво, Хаджич, – улыбаясь, Давуда встретил Сава, – зуб заболел?
– Здраво. Нет, Сава, тут другое.
И Давуд шёпотом стал рассказывать о русском.
– Но я же стоматолог, – опешил Ивкович.
– Сава, других всё равно нет. И Любицу свою возьми.
Ивкович с женой вошли в дом Хаджичей.
– Здраво, Асият.
– Здраво, Сава, здраво, Любица.
– Ну, показывайте вашего русского.
Александр лежал в самой дальней комнате на кровати, накрытый одеялом. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на вошедших.
– Како те звати? (Как тебя звать?) – спросил Сава и обернулся к Асият. – Он понимает по-нашему?
– Вроде как да, – ответила Асият.
– Као зовеш се? – повторил свой вопрос Сава.
– Александр, Александр Монахов, – наконец понял вопрос русский.
– Александар, добро. Глава болит?
– Голова болит.
– Контузия. Мы пришли тебе помочь, Александар, но будет больно, терпи. Сливовица, как я понимаю, есть. Дайте ему.
– А обезболивающие? – спросила Асият.
– Думаешь, что у меня его много, Ася? Сливовица ничуть не хуже, уверяю тебя.
В Александра влили местный алкогольный напиток, попросту самогон из ягод, он, крепкий, обжёг горло, влили много, голова закружилась, наступило опьянение, боль поутихла.
– Обморожений нет? – спросил Сава.
– Нет, – сказала Асият.
– Отлично. Сначала зашьём ему плечо, а потом займёмся осколком в ноге. Давуд,
В конечном итоге, осколок вынули, раны зашили, забинтовали, накрыли одеялом и оставили русского в покое.
Мужчины, Сава и Давуд, решили допить сливовицу.
– Конечно настоящий хирург зашил бы лучше, – сказал Сава, – но как смог.
– Хорошо ты всё сделал, Сава, – сказал Давуд, наливая сливовицу в стаканы.
– Мусульманам же нельзя, – усмехаясь, сказал Сава, глядя на действия товарища.
– Нельзя, – согласился Давуд, – только я родился и вырос в безбожной стране. И я не знал, что я не серб, и не знал, что муслиманин надо писать с большой буквы, как обозначение народа, согласно правилам сербскохорватского языка, а не с маленькой, как приверженца мусульманской веры. А теперь я превратился в бошняка. Были мы все сербами и не различались, кто какой веры, а теперь вон воюем друг против друга. Вот сегодня солдаты Войска Республики Сербской вместе с русскими побили Армию Республики Босния. Как мне к этому относиться?
– Терпимо. Пройдёт десять, двадцать, тридцать лет и твоим детям, внукам внушат, что бошняки не сербы. Уже внушают. Хотя и ты и я и все наши предки были сербами, только одни мусульмане, а другие православные. И никто не поверит, что мы с тобой за одним столом сливовицу пили. Зачем муслимане расстреляли сербскую свадьбу в прошлом году? С этого всё началось.
– Давай мы ещё с тобой рассоримся. Стравливают нас, а мы поддаёмся. А русские и для меня – братья.
Они проговорили до глубокой ночи. Когда Сава ушёл, русский безмятежно спал и снилась ему его рыжее солнышко Иришка.
Ивкович навещал больного в тёмное время суток, чтобы никто не видел. Русский выздоравливал медленно, без необходимых медикаментов это было и неудивительно.
Александр в полубреде бормотал:
– Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
– Что он бормочет? – спросил Сава.
– Стих какой-то, – пожала плечами Ася, – он постоянно его читает.
– А письмо его родным надо написать. Он приходит в себя? Откуда он, где его родные?
– Из Москвы, там его жена, дети, родители.
– Напишите его жене письмо.
– Что написать, Сава?
– Что её муж Александар здесь, в селе, в Боснии. Не тяжело, но ранен, контужен, выздоравливает. Пусть ждёт его. Число поставьте, сами не подписывайтесь, обратного адреса тоже не надо, напишите, что из Боснии.
***
Ирина гладила бельё, телевизор работал так, для фона, и вдруг она услышала: Александр Монахов. На экране махали паспортами её Сашки и какого-то Владимира Сахнова, говорили о погибших русских наёмниках в свободолюбивой Боснии.