Между счастьем и бедой
Шрифт:
Минутами позже доктор сказал:
– Коровы не хватит со мной рассчитаться. Пузырный занос у тебя. Последствия безобразно выполненного аборта. Можешь в суд подавать на тех, кто тебе аборт делал.
– Ну, какой уж там суд! – запричитала Оксана. – Лечиться скорее надо. Возьмёте меня к себе?
– Возьму, – Пушкаревский уже заполнял документы. – Звони домой, говори, что остаешься у нас недели на две. Надо срочно начинать курс химиотерапии. Справятся дома без тебя? Дети маленькие?
– Мальчишке семь, а девчонке три. Так еще две коровы у меня, – шустрая Муфтахова не терялась.
– С тобой можно болтать
– Так разошлась я с мужем недавно! – весело сообщила пациентка.
– С мужем разошлась, но забеременеть сумела. И на аборт сбегала. Ладно, мы с тобой еще обсудим твою личную жизнь, времени у нас будет много, – рассмеялся Пушкаревский.
Вечернее солнце щедро струило розовое золото в чисто промытые окна. Все процедуры закончены, назначения выполнены. Коридоры опустели. Наступил час сериала – роскошное развлечение и эмоциональный допинг в однообразной больничной жизни.
Столовая превратилась в кинозал. Буфетчица Дуся и санитарка тетя Галя, строго чтя местные традиции, пресекали всяческие попытки новеньких переключить «с этой мути на что-нибудь посодержательней». В отделении давно утвердились свои вкусы. Да и то верно – в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Бывали тут продвинутые пациентки, лежали со своими телевизорами. Но вскоре убеждались, что вместе следить за развитием сюжета, сливаться в едином ахе или охе куда как интереснее и полезней для психики, чем сидеть в одиночестве в палате, просматривая тревожные новости. И индивидуальные телевизоры либо замолкали, либо служили службу, если столовая совсем уже не вмещала всех желающих, и женщины делились по группкам.
Перед началом сеанса из уважения к временно отсутствующим по поводу операции и вновь вернувшимся в ряды товарок, кратко излагалось содержание предыдущих серий. Затем разговоры стихали, отключались сотовые телефоны, и только редкие негромкие возгласы раздавались в больничных стенах.
Которую неделю смотрели бразильский сериал «Семейные узы». Роскошная актриса Вера Фишер, игравшая главную героиню Елену, стала всеобщей любимицей. Из бессовестных газет знали про ее порочную личную жизнь, но все прощали за трепетный образ на экране. Дочь Елены, Камилла, вышла замуж за красавца Эдуардо. Радость омрачилась известием о том, что у молодки лейкемия, рак крови. На протяжении нескольких серий Камилла боролась с недугом, проходя курс химиотерапии. У нее выпадали волосы, ее тошнило – все точь-в-точь, как у многих пациенток отделения. Кому-то там, за стенами больницы этот безрадостный поворот сюжета мог показаться неинтересным. В гинекологическом отделении онкологического диспансера считали незатейливый бразильский фильм очень близким к правде жизни, и потому хорошим. Все происходящее с Камиллой воспринимали с большим пониманием.
Пушкаревский неслышно прошёл до столовой, встал сзади у стеночки. Экранные страсти доктора не волновали. Он с грустной улыбкой смотрел на затылки и плечи своих подопечных. Отметил про себя, что больные теперь одеты гораздо лучше, чем лет десять, даже пять назад. Этакие модные халатики! Даже какие-то удобные мягкие костюмчики из бархата наблюдаются. А какое разнообразие тапочек! Какие кокетливые парики на некоторых надеты! У двоих модные яркие банданы на бритых головах. Сотовые телефоны торчат из карманов. В общем, во внешнем облике женщин явный прогресс, чего не скажешь о здоровье. Тревожнее всего, что молодые женщины стали болеть чаще. Почти половина пациенток не старше тридцати лет. Диспансер работал, как конвейер, без простоя.
Пушкаревскому оставалось сделать описания операций. Потом можно и домой. Но трезвонивший телефон отвлекал, не давал сосредоточиться. Раиса уже ушла. Пришлось снимать трубку самому.
Слушаю, – глухо отозвался завотделением.
Говоривший долго и церемонно представлялся. Пушкаревский поморщился, понял, что это кто-то из мэрии, но позволил себе прервать его:
– Я не очень разбираюсь в чинах. В чем суть вопроса?
– К вам из нашей поликлиники направлена сотрудница, руководитель отдела внешнеэкономических связей. Хотелось бы, чтоб вы позаботились о ней. Отдельная палата, уход, питание. Лекарства мы вам достанем, какие потребуются.
– Отдельных палат нет, —сухо и устало сообщил доктор. – И не предвидятся пока. Больных очень много. Даже часть столовой и ординаторской у нас давно разгорожены под палаты. Люди лежат по десять человек. Тяжёлые – по четверо. Насчет лекарств – спасибо. Обратимся, скромничать не будем. Уход обеспечим.
– Но вы понимаете, это вам не просто пациентка… – упорствовал голос в трубке.
– У меня тут равенство, дорогой товарищ, – спокойно ответил завотделением, – Органы, с которыми я имею дело, устроены у всех женщин одинаково, независимо от социального статуса. Онкология не жалует ни старых, ни молодых, ни простых, ни высокопоставленных.
– Мне рекомендовали вас, как приличного человека, уважаемого хирурга, – чиновник начал раздражаться.
– Я дорожу только репутацией специалиста в своей области. Если резок – извините, каков есть. А дамочка пусть подходит. Обработаем в лучшем виде, не извольте беспокоиться. До свидания.
На этом помехи не закончились. Следующий звонок был из мусульманского Управления.
– Так случилось по воле аллаха всемогущего… – витиевато и певуче заговорил красивый баритон на том конце провода.
«Этого еще только не хватало! Спокойно завершить работу сегодня не дадут!» – подумал Пушкаревский, вслушиваясь в пафосную речь и нетерпеливо поглядывая на часы.
– Я не религиозен, господин, как вас там, – наконец удалось ответить ему. – Попрошу вкратце и попроще изложить дело.
Оказалось, что у взрослой замужней дочери муфтия обнаружена небольшая опухоль. Требовалось обследование, возможно, операция. И в который раз пошёл разговор об особых условиях. Требования касались не только палаты, но и того, чтобы рука мужчины-врача не коснулась тела правоверной. Палату, операционную и инструментарий должен был освятить мулла.
Пушкаревский в своей ироничной манере заявил:
– Ну, в палату я вашего аллаха ещё допущу. А в операционной я сам Бог и господин, так что извините, уважаемый. Подойдите в день, назначенный вам, с вашей принцессой. Посмотрим, что там у неё припухло.
– Сергей Алексеевич! – это уже из-за двери раздался голосок дежурной медсестры Кати. – Вы здесь?
– Здесь я, здесь, – пробурчал Пушкаревский, не вставая из-за стола.
– Вы мне расход обезболивающих не подписали, – прозвучало из-за двери.