Между счастьем и бедой
Шрифт:
– Вы ешьте, ешьте и вспоминайте, – разрешила я. – Горячее будет непременно.
– Ты кофе пьёшь слишком много! – нарочито возмущенно заявил Володя.
– Она слишком любит помогать, участвовать в жизни других людей, – опять настойчиво сказала моя сноха.
– Но ведь ты же сама говорила, что это хорошо? – удивился Виктор.
Думаю, он вспомнил, как я поддерживала их с Людочкой, когда Виктор уходил из первой семьи, уже к тому времени и так развалившейся. Непростое у них было время.
– Мне кажется, что в этом у Зои иногда проявляется своеобразный эгоизм. Она делает добрые дела больше для себя, чем для других. Удовлетворяет свои
Моя сноха – журналистка. Выискивать проблемы, препарировать их и описывать – её профессия. Беременность временно изменила её фигуру, но оставила неизменным цепкий мозг. Журналисткой можно работать даже лёжа.
– Скажешь тоже! – не согласился Виктор. Он любил вкусно поесть и скорее разделял Еленино мнение насчёт горячего. – Если в итоге дело меняется к лучшему, то какая разница – для себя или не для себя?
– Не обижайте Зоечку! – осторожно побеспокоилась деликатная Людочка.
– Никаких обид! – поспешила заверить я. – Мне интересно! Выявляется, что одно и тоже качество может быть как положительным, так и отрицательным. Видимо, главное – мера во всём. Ленка! Ты заслуживаешь приз!
– Однако, как умны наши женщины! – воскликнул Алексей.
– Иногда она такая упрямая, – кокетливо поделилась мама. – Вот к примеру…
Доказательство моего упрямства осталось не раскрытым. Маму прервали дети. Они фонтанировали идеями, им некогда было ждать, когда взрослые наговорятся.
– Конкурс рисунков! – объявил мой сын на правах хозяина.
Ребята быстро выстроились неровной шеренгой, держа в руках листы с рисунками. На альбомных листочках можно было узнать всех нас. Родители в момент застолья глазами детей.
– Приз дай лучшему художнику! – потребовала моя племянница Вероника.
Ребятам достались шоколадки, а взрослым – запечённая утка. Глаза светились, звенели бокалы и смех, веселым ручьем журчала беседа. Мы говорили о том, что жизнь после сорока лет обязательно есть, и она будет еще интереснее прежней. Потому что мы бодры и опытны. Потому что мы хотим путешествовать и открывать для себя мир. Мы достаточно благополучны, мы вписались в эту новую жизнь, мы не сломались в девяностые годы, мы не покинули Родину. Получалось, что мы просто молодцы, и всё у нас получится! Однако невнятная грусть тонкой серебряной иголочкой колола мне сердце. Острое ощущение мимолетности момента нахлынуло в самый разгар застолья и уже не покидало. Завтра волшебство этого вечера растает. Люди разойдутся, цветы вскоре увянут. Останется лишь лёгкий след в памяти. Жизнь уже научила меня ценить неповторимые мгновения таких редких встреч. Да, наверно я бываю всякой – упрямой, занудной, еще какой-то – но я любила их, моих близких. Я подарила бы им всем звёзды с неба и по частице самой себя, лишь бы чаще видеться. Я много дала бы даже за возможность удлинить тот день хотя бы на пару часов. Но время никому не подвластно, и день закончился, как и всякий другой.
Разъезжались поздно. Долго прощались в коридоре. Утомленные, подвыпившие кавалеры неуклюже подавали пальто своим дамам, путали шарфы, роняли перчатки. Теперь уже взрослые колготились, словно школьники, а дети, хоть и зевали давно, но были довольны, что сегодня им позволили нарушить режим и не сдерживать себя в своих проявлениях.
Дом затих. Вместе с гостями улетучился смех, умолкла музыка. Муж уже дремал, а я ещё раз прошлась по комнатам, полюбовалась букетами. Впервые у меня так много цветов! Мне показалось, что после полуночи
Всё в природе готовилось к рассвету, когда я, изрядно уставшая, забылась сладким сном рядом с любимым мужем. Почти половину из своих сорока лет я засыпаю с этим мужчиной. Нас, пожалуй, можно назвать счастливой парой. Наша размеренная семейная жизнь может показаться скучноватой, слишком предсказуемой, лишённой остроты, но у меня не было другого опыта супружества, и именно такая форма сосуществования казалась мне единственно возможной и приятной.
Глава 2
Бабий доктор
Доктор Пушкаревский уезжал рано, не завтракая. Жена еще спала, дети тоже. Педиатр Пушкаревская работала в районной поликлинике рядом с домом. У Саньки и Аньки весенние каникулы. А у главы семьи – операционный день.
Конец марта. Асфальт местами уже вскрылся. Впереди его старенькой «Нивы» деловито двигалась снегоуборочная техника. Серый снег обреченно шлепался в кузов. Вдоль дороги тянулся аккуратно срезанный сугробик с прослойками черноты, похожий на огромный шмат сала с прожилками. Но и он скоро растает, растечётся по земле, припекаемый солнцем.
Привычный маршрут не отвлекал от раздумий. Думалось доктору о шестнадцатилетней девочке, которую привезли в его отделение из далекого поселка. «Очень похоже на опухоль яичника. Нет, все же с неделю понаблюдать! Повторить все анализы и УЗИ, – размышлял доктор. – УЗИ пусть сделает Шерстнёва. Она мастер своего дела». Хирург Пушкаревский привык доверять только своим, проверенным специалистам.
«А как быть с говорливой бабулей, Марьей Владимировной? – мысли сами летели дальше. – Выдержит ли её старое сердце операцию? Надо посоветоваться с кардиологом. Да и Альфия Шакировна, анестезиолог, пусть подключается. Бабушка, конечно, крепенькая с виду, кремень, хоть ей и семьдесят два годка. Но риск есть».
На пустынной автобусной остановке отчаянно махала рукой молодая женщина с большой неуклюжей сумкой. Явно приезжая. И, кажется, беременная. Пушкаревский остановился, спросил с улыбкой:
– Куда так торопишься в такую рань?
– Довезешь до онкологического диспансера? Очень надо. Из деревни Балтачево я. Дорогу толком не знаю, но нужно мне на приём очередь занять пораньше. Говорят, народу там уж очень много собирается. Боюсь не успеть, – взволнованно поведала незнакомка.
– Садись, нам по пути.
Женщина сильной рукой легко забросила сумку на заднее сиденье, а сама проворно села рядом.
– На приём, значит? – уточнил Пушкаревский.
– Да, буду проситься, чтоб взяли. У меня направления нет – вот какая штука!
– Так как же ты без направления поехала? – удивился Пушкаревский.
– Не дают, сволочи, в нашей районной больнице. Сами-то разобраться не могут. А я чувствую, нелады со мной. Тётка у меня здесь в городе, навела справки. Говорит, к Пушкаревскому надо. Спец по нашим бабским болезням самый лучший. Буду к нему порываться. Как думаешь, возьмет он меня без направления? Не выгонит? – молодуха была не робкого десятка, звонко сыпала словами.