Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
Вдохновившись таким образом на неправое дело, она спустила босые ноги на маленький коврик и, не надевая тапочек, зашлепала по паркету в направлении хозяйской спальни.
Ощупью пробираясь по чужому дому, Кристина достигла заветной двери и, взявшись за ручку, замешкалась.
Все в ней — и характер, и воспитание — истошно протестовало против этого поступка, и она стояла в нерешительности, не зная, что делать: плюнуть на миссис Картрайт и войти или не искушать судьбу и попробовать еще раз пересчитать кроликов?
При воспоминании о непреклонной соседке, у Кристины заныло под ложечкой, а рука, которой она секунду назад держалась за дверную ручку, сама собой спряталась за спину. М-да, не получится из нее гетеры, хотя прогресс, безусловно, на лицо. Если бы еще несколько месяцев назад ей кто-нибудь сказал, что она окажется ночью в доме чужого мужчины и станет ломиться в его спальню, она бы долго смеялась над подобной фантастикой.
Если бы ее муж узнал о таком… Впрочем, он уже на небесах, а оттуда все видно, так что бедный Майки, наверно, уже рвет и мечет от злости… Хотя… тут возможны варианты, потому что Майкл очень ценил людей, способных на поступок. Ей даже послышался его голос, прошептавший: «Ну же, Принцесса!», и тогда, тихо нажав на ручку, Кристина беззвучно открыла дверь.
Лунный свет, падающий из окна, прочертил дорожку к постели, но, словно уважая сон ее хозяина, не лег на лицо, а замер на одеяле.
Алан спал, лежа на животе, обняв подушку и повернув голову к окну. Во сне черты его лица смягчились, красиво очерченные губы чуть приоткрылись, обнажая белую полоску зубов, длинные ресницы бросали слабые тени на щеки, скульптурную рельефность которых подчеркивали чуть выступающие скулы. Даже ямочка на подбородке, символизирующая мужественность ее обладателя, сейчас выглядела так по-детски, что Кристине захотелось прижаться к ней губами. Впрочем, она тут же отогнала это дьявольское искушение, хотя и продолжала стоять на месте, словно не могла оторвать взгляд от спящего мужчины. В доме было довольно жарко, и одеяло закрывало его только до талии, оставив открытым хорошо развитый торс. Кристина, любуясь спящим, отметила, что, в отличие от многих других мужчин, он выглядел в таком виде более физически развитым, чем в одежде.
Внезапно Кристина почувствовала, что у нее прошло всякое желание будить этого парня, который и так сделал для нее больше, чем кто-либо на свете, включая Майкла. Эта кощунственная мысль потрясла ее до глубины души. Но ведь Алан действительно часто помогал ей в тех случаях, когда муж занимался своим «адреналином», как он называл поиск приключений на свою голову.
Для Майкла она была любимой Принцессой эльфов, которую надо баловать, как маленькие девочки балуют любимых кукол, наряжая их в фантастически красивые туалеты, катая в колясочке… и убирая в ящик для игрушек, когда появляются более интересные дела.
А Алан просто помогал принести из машины тяжелые пакеты, утешал, когда она сожгла чудесный яблочный пай, который готовила для городского конкурса «Королева выпечки», и заступался за нее перед Майклом, когда тот пытался втравить ее в свои авантюры.
Она бы еще долго предавалась воспоминаниям, если бы Алан не пробормотал что-то во сне, сдвинув брови. С чутьем, присущим людям, привыкшим смотреть в глаза опасности, он сквозь дрему почувствовал присутствие в комнате постороннего.
И тогда, решившись, Кристина поправила спадающую на глаза белокурую прядь волос и, чуть склонившись, положила на его обнаженное плечо горячую ладонь.
Его глаза мгновенно открылись, словно он ждал ее прикосновения. В комнате было все так же тихо, хотя молодой женщине казалось, что было слышно, как грохочет ее сердце.
Не убирая руки, она смотрела ему с глаза, и он тоже молча глядел, казалось, ей в самую душу. Наконец Алан медленно повернулся набок, взял ее ладонь, поднес к губам и начал нежно целовать ее тонкие пальцы.
Это был тот момент, о котором он мечтал уже много лет, как о чем-то несбыточном. Вот она — любимейшая из женщин, стоит перед ним в полупрозрачной рубашке, под которой прорисовываются груди с выступающими сосками. Ее глаза выразительнее любых слов говорят о том, что она хочет с ним близости. Потяни ее за руку, повали на постель — и ты получишь то, что требует твоя мужская сущность.
Он чуть сильнее сжал ее ладонь, и она подалась легко, словно только и ждала этого сигнала.
Но внезапно, среди окутывающего мозг морока желания, он услышал холодный голос рассудка, и почти отбросил ее руку, словно символ искушения.
— Кристи, что ты здесь делаешь? Уходи к себе, пожалуйста!
Не отводя глаз, она отрицательно помотала в ответ головой.
— Кристи, девочка, — проговорил он хрипло, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал бесстрастно. — Ты завтра не простишь меня за эту слабость.
— Пусть, — прошептала она, протягивая к нему руки-лианы, — это будет завтра, а сегодня я не могу быть одна. Если ты меня прогонишь, я умру. Правда-правда!
— Но Майкл, — почти простонал он, хватаясь за последний аргумент и чувствуя, как сводит желанием мышцы. — Мы не можем…
— Майки нас простит. Он сам меня к тебе послал. Я слышала его голос… — еще тише проговорила она, присаживаясь боком к нему на постель и склоняясь к желанным губам.
Из последних сил он попытался отклониться, и тогда она медленно поцеловала его в шею, в то место, где сонная артерия подходит к подбородку.
Такое искушение оказалось слишком сильным для Алана, который, невзирая на свой стоицизм, был все-таки нормальным мужчиной со всеми присущими представителю сильного пола инстинктами.
Обняв Кристину, он перевернулся на спину, и девушка оказалась лежащей на нем. Ее жадный рот все-таки нашел его губы, которые на этот раз ответили со всем жаром долго подавляемого желания. Их поцелуй длился вечность.
Кристина чувствовала, как просыпается его тело, и это ощущение придало ей смелости, о которой она не могла даже помыслить. Оторвавшись от его губ, она скатилась с него на постель и откинула одеяло.
Дева Мария! Народная примета, утверждающая, что по длине пальцев у мужчин можно судить о размерах члена, действительно не обманывает!
Она наклонилась и начала медленно целовать его грудь, опускаясь все ниже, но Алан вдруг остановил ее, прошептав:
— Милая, позволь мне, хорошо?
Она не возражала и послушно отдалась его мягким рукам, позволяя стянуть с себя ночную рубашку, открывшую красивое нерожавшее тело с высокими грудями, устремившими свои соски к жадному мужскому рту.