Междуглушь
Шрифт:
«В отличие от других послесветов наша память не меркнет, и поэтому мы не меняемся — ведь мы не забываем, кто мы. Важно помнить другое: что мы всё же имеем с другими послесветами больше общих черт, чем различий; и наша обязанность сделать так, чтобы другие это тоже понимали. Мы принадлежим одновременно и Междумиру, и миру живых. И если мы хотим, чтобы нас уважали, а не боялись, нам надо стать достойными представителями обоих миров».
Глава 12
О монстрах и маллетах [17]
17
Маллет —
В Нэшвилле они подзадержались. Да и как могло быть иначе, с такими-то возможностями для скинджекинга? Один только Майки был недоволен тем, как мало они прошли.
— Я думал, ты стремишься встретиться со своей семьёй, — упрекнул он Алли.
— Конечно, стремлюсь, но я же всё равно ждала так долго, что пара-другая дней не играет роли.
Она могла бы объяснить ему, что застряла в Междумире очень-очень надолго, так что торопиться некуда; однако Майки, конечно же, тут же забросал бы её миллионом вопросов, на которые у неё не было ответов. Например: что значит — быть привязанной к Междумиру на весь период её «естественной жизни»? Как будто Вселенная может знать, когда бы Алли умерла, если бы не попала в автокатастрофу! И как можно установить дату того, что никогда не произойдёт?
В своих странствиях по Нэшвиллу ребята наткнулись на значительное облако послесветов — они обосновались в старой фабрике, которая сгорела и перешла в вечность. Местные послесветы были настроены дружелюбно, но держались настороже, не доверяя чужакам, к тому же ещё и иностранцам, как Милос. Однако они приютили путешественников на своём обширном мёртвом пятне и были рады послушать новости из далёких мест. Для них все места были далёкими.
— Значит, вы побывали в Междуглуши? — спросил их вожак — мальчик с голубыми (кто его знает почему) волосами.
— Там, откуда я пришла, как раз наоборот — вашиместа считаются Междуглушью, — возразила Алли. Остальные ребята зашлись в смехе — отличная у неё получилась шутка!
Но один из нэшвиллских послесветов не засмеялся. Это был худющий парень с такой сутулой спиной, что все называли его Игорь [18] .
— Здесь везде глушь, — сказал он. — Никто ничего и ни о чём не знает — кроме, само собой, Небесной Ведьмы.
И Майки, и Алли поёжились при упоминании Мэри, но промолчали. Обоим не улыбалось углубляться в тему.
18
Традиционная фигура комиксов и тому подобной продукции — клише, горбун, подвизающийся у всяческих злодеев типа Дракулы, известен по целому ряду фильмов ужасов, например, Дракула, Франкенштейн, Ван Хельсинг и др.
— Но настоящие неведомые земли лежат на западе, — продолжал Игорь. Ребята согласно загудели. Затем Игорь прошептал: — Вы почувствовали ветер?
— Какой ещё ветер? — спросил Майки.
— В Междумире нельзя ощутить никакого ветра, — резонно возразила Алли.
— Этот ветерещё как можно ощутить, — возразил Игорь. — Если вы и правда направляетесь в Мемфис — скоро почувствуете.
Алли взглянула на Милоса, но тот лишь плечами пожал.
— Я никогда не заходил на запад так далеко, не знаю.
— Отлично, — проворчал Майки. — Ещё одна проблемка на нашу голову.
— Никакая это не проблемка, — сказала Алли. — Всего лишь ветер.
Но по выражению лиц нэшвиллских послесветов можно было заключить нечто совершенно обратное.
Пока Лосяра и Хомяк вели переговоры с местными послесветами в надежде подзаработать на скинджекерских услугах, Милос с Алли отправились на очередной урок.
— Хватит болтовни о ветре и прочих неприятностях, — сказал Милос. — Сегодня вечером мы повеселимся.
— Если мы собираемся веселиться, то надо и Майки позвать, — одёрнула его Алли.
Именно одёрнула. Милосу не стоило забывать, что их уроки — это серьёзное дело, а не забавное времяпрепровождение.
Милос пожал плечами.
— Конечно, конечно, — произнёс он несколько на манер Хомяка, — но даже если бы Майки и был скинджекером, вряд ли, я думаю, он большой поклонник музыки кантри.
Алли внимательно посмотрела на него, стараясь понять, что таится за невинно-лукавым выражением лица Милоса.
— А музыка кантри к скинджекингу каким боком?
Но Милос лишь улыбался.
Алли отправилась на поиски Майки — он должен был быть где-то среди нэшвиллских послесветов — но не нашла.
— Я видел его, он уходил ш фабрики, один, — прошамкал Лосяра, — и пошле этого я его больше не видал.
В последнее время Майки всё больше и больше времени проводил в одиночестве. Это тревожило Алли — но лишь совсем чуть-чуть. Кто-кто, а Майки МакГилл прекрасно мог постоять за себя.
Этим вечером Милос повёл Алли в Гранд Оул Опри — грандиозный концертный комплекс в Нэшвилле, где сегодня выступал Трэвис Дикс. Кое-что из кантри-музыки Алли нравилось, кое-что — совсем наоборот; но это неважно — поклонник ты кантри или нет, Трэвиса Дикса любят все. Единственное, что беспокоило Алли — их вылазка больше походила на свидание. При жизни она была чересчур занята то спортом, то школьным советом, то годовыми альбомами — ходить на свидания было некогда. К тому же, ребята, которые ей нравились, были для неё недосягаемы, а у тех, что дарили её своим вниманием, вечно не хватало чего-то существенного, как, например, извилин в голове. Или дезодоранта.
Алли всегда считала, что время, когда мальчики станут занимать в её жизни первое место, ещё впереди... Но вмешалась смерть. А, ладно, она не ходила на свидания при жизни, так нечего и сейчас начинать! У неё есть Майки — товарищ в послежизни, и этого вполне хватит.
— Ну и зачем мы здесь? — спросила Алли у Милоса, когда они, миновав главный вход, пробирались сквозь битком набитый вестибюль театра. — Надеюсь, не только для того, чтобы концерт слушать?
— Давай за мной, — отозвался Милос.