Междуглушь
Шрифт:
В живом мире египетское царство — это древняя история, потому что в мире живых даже то, что объявлено вечным и непреходящим, на поверку всегда оказывается лишь временным. Для живых людей «вечность» — это идея, а не реальность. И всё же они знают — она существует.
Живые не видят вечности, точно так же как не видят Междумира, но они неведомым им самим образом ощущают их. Живые не знают о междумирном барьере, преграждающем путь за реку, однако никто из них никогда не осмеливался раздвинуть границы города так, чтобы городские кварталы выросли и по другую сторону Миссисипи. Живые не видят и не слышат послесветов, и всё же каждый хоть
Оглянись-ка прямо сейчас.
Ты не ощущаешь, как твоё сердце забилось чуть быстрее? Тебе не кажется, что вот сейчас произойдёт что-то очень значительное?
...Может, как раз в эту минуту Мэри Хайтауэр со своей тысячей послесветов взмывает в небеса, направляясь в Мемфис.
...Может, как раз в этот момент Ник, Шоколадный Огр, прибывает в тот же город, чтобы найти Алли, и обнаруживает, что не имеет понятия, где её искать.
...Может, это тот самый миг, когда монстр по имени МакГилл появляется там же в неодолимом стремлении облегчить свои страдания, в буквальном смысле поделившись ими с другими, — не только со своими новыми подчинёнными, но со всеми, кто бы ни попался на пути...
...И может быть, тебе удастся почувствовать где-то глубоко-глубоко, в неведомых закоулках твоей души слияние праведного, и неправедного, и удручающе превратно понятого. Если это так, то постарайся отнестись с самым тщательным вниманием к тем мгновениям, когда ты просыпаешься или засыпаешь... Потому что тогда ты без малейшей тени сомнения узн'aешь, что есть что.
Глава 32
Тихой сапой
Ник и понятия не имел, что сегодняшний день заведёт его прямиком в междуворот — да не какой-нибудь, а в самый что ни на есть опасный из всех существующих в Междумире. Он понимал лишь, что весь его план пошёл насмарку. В тот миг, когда Ник услышал, что Алли в Мемфисе, он сразу проникся глубоким убеждением: он обязательно найдёт её. Пара пустяков. Вот он прибывает в Мемфис, а она — стоит и дожидается его там прямо посреди Бил-стрит. Какой идиот! Ничего глупее не мог вообразить?
Он выслал бригады поисковиков, которые день за днём прочёсывали город наперекор безжалостному ветру, но они не то что Алли — ни единого послесвета во всём Мемфисе не нашли!
Из Сент-Луиса вернулся разведчик и доложил, что ветер там ничуть не слабее, чем здесь. Он передал Нику слухи о том, что Мэри Хайтауэр направилась на север. Мичиган, что ли, или Иллинойс... Чарли, которому не терпелось нанести на карту как можно больше железнодорожных путей Среднего Запада, призывал командира двинуться на север, но Ник заупрямился. Конечно, они могли бы сразиться с Мэри и без Алли, но просто если бы Алли стояла с ним бок о бок, это ощущалось бы как-то... вернее, что ли. Сумма частей в этом случае была бы больше, чем общее целое. Они бы тогда стали чем-то целостным, завершённым. Он, Ник, стал бы тогда завершённым.
— Алли-Изгнанница здесь! — сказал он своим обеспокоенным соратникам. — Я чувствую это!
Он действительно чувствовал. Когда они с Алли вместе проснулись в Междумире, между ними установилась прочная связь, и она теперь подсказывала ему, что Алли здесь, чуть ли не у него под носом, он только не знает, куда смотреть.
— Продолжайте поиски! — велел он, больше, чем когда бы то ни было, напоминая в тот момент настоящего огра.
И наконец, на шестой день их пребывания в Мемфисе, Джонни-О принёс кое-какие новости.
— Она идёт! — Судя по голосу Джонни-О, выражению его лица и тому, как он ломал себе пальцы, говорил он не об Алли. — Мэри как-то узнала, что мы здесь!
Ник встал. Подняться с кресла он мог теперь лишь с невероятными усилиями, и чем дальше, тем становилось труднее, а когда он ходил, то тяжело волочил ноги, оставляя за собой шоколадные следы.
— Где она?
Джонни-О хрустнул костяшками — своей пронзительностью звук был похож на писк сонара.
— Прекрати! — приказал Ник. — У неё наверняка есть парень с такими огромными ушами, что услышит за сотню миль.
— Извиняюсь...
По Джонни-О было видно — он места себе не находит от тревоги, а ведь он не робкого десятка.
— Где она? — повторил Ник свой вопрос.
— Боюсь, тебе мой ответ не понравится.
— Говори.
Огромные лапищи Джонни-О бессильно повисли.
— Она уже в городе. Всего в двух милях отсюда.
Ник непонимающе воззрился на своего собеседника. Как это — в городе? Каким образом? Куда бы они ни направлялись, они всюду рассылали разведчиков в радиусе десяти миль — наблюдать за небом. Мэри Хайтауэр, если, конечно, она воспользовалась своим воздушным кораблём, никак не могла подкрасться к ним незаметно!
— Как получилось, что она так близко?! — воскликнул Ник.
— Я так думаю, мы слишком высоко задирали бошки, — ответил Джонни-О, опять нервно хрустнув костяшками.
В двух милях от них сотня послесветов тянула дирижабль за собой на канатах. Огромный корабль двигался потихонечку, дюйм за дюймом — практически, полз на брюхе.
Мэри не слишком верила в то, что ветер с запада так непреодолим, как утверждали все вокруг. Всё же она попросила Спидо сначала направить дирижабль на юг от Чикаго и повернуть на запад лишь тогда, когда они окажутся в воздушном пространстве Теннесси. Как только на горизонте возник Мемфис, они сбросили скорость. Теперь удерживаться на западном курсе стало несравненно труднее. Когда стало ясно, что по воздуху им до города не добраться, Мэри велела Спидо посадить корабль и изобрела альтернативный способ передвижения.
Из сотни послесветов организовали команду, которая потянула «Гинденбург» к Мемфису на верёвках наперекор всё усиливающемуся ветру. Удивительно, сколь тяжело тащить корабль, который, как считается, должен быть легче воздуха, — словно тянешь каменный монолит!
Одно радовало — на препятствия, существующие в живом мире, можно было не обращать внимания, поскольку корабль проходил напрямую сквозь живые леса и строения; и хотя команде на канатах приходилось несладко — они увязали в почве живого мира, словно в болоте — дети Мэри всегда выполняли то, что приказывала им повелительница. Остальные послесветы расположились внутри жёсткого алюминиевого корпуса «Гинденбурга» — на переходных мостиках и между исполинских водородных камер. Мэри всех персонально проинструктировала об их роли в наступающих событиях, и теперь в громадных пространствах корабля царила атмосфера нетерпеливого возбуждения, такая же напряжённая, как тот заряд статического электричества, который способствовал давнему переходу «Гинденбурга» в Междумир.