Международный вагон(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XX)
Шрифт:
— Любезный сэр, девушка найдена, поймана и отослана в константинопольский притон для моряков и носильщиков третьего разряда.
— Очень хорошо! — улыбнулся американский консул: — вы помните, мой дорогой, что я говорил вам о хорошем комплекте для порта Ковейта?
Этот порт Ковейт, вопреки всякой географии, давно уже сидел у румынского князя в том месте, за которое обычно подвешивают человеческую одежду и ее носителей, когда они вытягивают лотерейный билет на виселицу.
— Помню, — кисло отозвался Гонореску, — полный комплект у нас уже подобран. Ни одной непривлекательной… Самая большая нога размер номер тридцать шесть. Все едят простоквашу, ваниль, сухие желтки, жареную свинину и рахат-лукум. Ванна, массаж, маникюр, педикюр, катанье, валянье, то есть я разумею прогулки и отдых на диванах…
— А курс политграмоты? Провели вы его так, как я вам указывал?
Князь Гонореску поперхнулся.
— Милейший сэр, я… я не совсем понимаю. Мои предки, сэр, перевернулись бы в гробу. Я прошу вас, сэр, преподать ваши указания непосредственно Апопокасу.
Эта достойная речь произнесена твердым голосом. Румынский князь тоже имеет меру своего веса, как и всякая земная материя. Он нажал звонок. Дверь отворилась. Толстый, жирный, помятый Апопокас, дожевывая рахат-лукум, ваниль, жареную свинину, предназначенные для ковейтского комплекта, медленно появился в дверях, подтягивая на животе капуцинский ремешок.
— Я надеюсь, Апопокас, ваши девушки милы, ласковы и хороши собой, — внушительно произнес американский консул, — их надо кормить сладостями, чтобы они стали еще милей, ласковей и симпатичней. Это одно из самых важных начинаний международной политики.
Апопокас шмыгнул носом.
— Вы понимаете, добрейший, что международная политика интересуется узловыми пунктами. Ковейт есть такой узловой пункт. Много интересных политиков сидит сейчас в Ковейте, выполняя задание своих правительств. Но, дорогой мой, великие политики не везут своих жен в порт Ковейт, и особенно в такое переходное время. Вы понимаете поэтому, что гнездо симпатичных, в высшей степени привлекательных женщин, помещенное под международным фонарем среди розовых садов порта Ковейта, снабженное кофейней, биллиардной, восточными киосками, опахалами, кальянами, нардами, халатами, зеленым порошком [1] для любителей и содержимое титулованным липом, — такое гнездо может стать любимым местом отдыха для политических людей. Следует, Апопокас, отнестись к этому весьма серьезно. Следует взвесить эту серьезность на то золото, которым ваш господин будет аккредитован в Багдаде, Ковейте и Керманшахе.
1
Опиум (Здесь и далее прим авт.).
— Я понимаю вас, сэр! — от всей души пробормотал Апопокас.
— И вот, милейший мой, вы подготовите симпатичных девиц к политическому восприятию. Вы дадите им ориентацию. Вы научите их разбирать, что такое русский большевик, английский империалист, немецкий филистер, австрийский болтун и американский гуманист. Вы научите их стенографии. Они должны уметь разговаривать, выслушивать и записывать.
— Но я сам этого не умею, — мрачно ответил Апопокас.
— Поищите им учителя! — мягко возразил консул: — что-нибудь из духовного звания или русской эмиграции. Итак, князь…
Два-три кивка благородной улыбающейся американской головы — и князь Гонореску остался наедине со своим слугой.
— Иди-ка сюда, собачий сын, моисеева заповедь! — произнес румынский вельможа многозначительным тоном: — иди, иди! Да не задом, а передом. Ага! Так я и знал. Ваниль, рахат-лукум, свинина! Ну, если ты мне еще раз пропитаешь девушек одними сухими желтками и простоквашей, я понаделаю из тебя таких бифштексов, что даже сам Врибезриску не отличит твоего мяса от…
Князь хотел добавить «от бычачьего», но, вспомнив, что ни один отель в Вене, в том числе и их собственный, уже не знает, чем пахнет и где возрастает бычачье мясо, добавил угрюмым голосом:
— От кошачьего.
Апопокас мрачно переступил с ноги на ногу.
— А теперь, — пробормотал князь, меняя дворянскую интонацию на чисто деловую: — собери весь девичник и готовься к дороге. Мы завтра же едем в порт Ковейт через Джерубулу и Багдад. Величественное путешествие! Достопримечательные остановки! Ты слышал, гм, что было сказано о городах Керманшахе, Багдаде и Ковейте? Для дворянина, Апопокас, нет более достойного города, чем тот, где он аккредитован!
Глава восемнадцатая
ПОЧЕМУ МИНИНЫ САПОЖКИ НЕ ДОВЕЛИ СОРРОУ ДО ЕЕ НОЖЕК
Не прошло и часа с той минуты, как Миннина туфля очутилась в руках у Сорроу, а дворникова метла в его тылу, как по той же грязной, кривой, подозрительной Шгумгассе проехал мороженщик на собаке. По-видимому, профессия мороженщика была выбрана им исключительно для отвода глаз, а может быть, и для отвода носа, усиленная длина и краснота которого говорили скорей о растапливающих, нежели о замораживающих предметах торговли. Но зато собака мороженщика во всех отношениях была на высоте собственной поклажи.
Представьте себе дюжего бурого пса, худого, как жердь, с мордой хронического меланхолика. Шершавый язык висит у него сбоку, подобно еретическому красному флагу, над обидчивыми круглыми глазами торчат клочья волос, уши двигаются, свидетельствуя о мозговой работе, а, вообще говоря, у пса такое выражение туловища, точно он давно и основательно разочаровался в школьной системе мирозданья.
— Иди, Небодар, иди, голубчик, — поощрял его пьяный мороженщик, то и дело выхватывая из кармана что-то, похожее на стоптанную туфлю, и подсовывая ее под самый нос недовольного пса, — иди прямым шагом, коли не хочешь, чтоб я впустил тебе сзади-наперед восемь порций мороженого, и хорошо, если только клубничного, а коли ежели крем-брюле…
Угроза подействовала. Небодар поджал хвост, рванул тележку и опрометью кинулся вперед, болтая языком направо и налево. Они миновали таким образом два мрачных квартала и внезапно поворотили к центральной части города, когда, возле самого тротуара, показалась перед ними вторая туфля, сбитая так ловко в пыль и мусор, что не привлекала даже внимания местных старьевщиков. Сорроу быстро подхватил ее и подмигнул Небодару.
— А теперь, юбочник ты этакий, — пробормотал он игриво: — шландрён ты этакий, бегалка за дамскими ножками, беги себе во всю прыть, авось, мы встретим что-нибудь вроде штопанного чулка! Беги, ухажор, бе… Чорт возьми, это еще что за фокусы!
Небодар остановился, как вкопанный. Шерсть его стала дыбом. Морда оскалилась, глаза налились кровью. Оскорбила ли его неуместная игривость мороженщика или духовному взору его предстала небесная отчизна, но только загадочный пес презрел все окрики, подхлестыванья, притоптыванья и подталкиванья, зарычал неистовым рыком и со всех ног, бренча мороженым ящиком и своей упряжкой, как сотней тимпанов, помчался по боковой улице, ведущей прямо к Пратеру и наполненной публикой.
— Караул! — простонал Сорроу, кидаясь вослед утекавшему Небодару: — песик! Кормилец!