Межгалактическая война 2
Шрифт:
Вальтекс не уходит вместе с остальными. Он ждет, пока за ними закроется дверь, и обращается к Гурону, но Кровавый Грабитель говорит первым.
— Ты снова собираешься предупредить меня о его амбициях, Арменней?
— Сомневаюсь, что тебе нужно мое предупреждение, чтобы увидеть это, повелитель, — говорит Вальтекс. — Меня беспокоит то, как ты собираешься с ним справиться, ибо мне ясно, что он намерен низвести тебя до безвластного положения, прежде чем сместить.
— Честолюбие — хорошее качество в меру, — хмыкает Гурон. — А вот высокомерие — нет. У Вернгара в избытке и того, и другого, и это ему дорого обойдется.
— Ты ждешь, что он потерпит
— Не смей читать мне лекции о войне, Магистр Кузницы! — Гурон с рычанием надвигается на Вальтекса, и внезапно старый сломленный воин исчезает, сменившись покрытым шрамами злобным существом, вокруг которого кружатся темные ветры колдовства. Вальтекс стоит на своем, но ненависть в глазах Кровавого Грабителя заставляет его задуматься, хотя он подозревает, и надеется, что не он является его целью.
— Я не побежден, — прорычал Гурон, хотя Вальтекс чувствует, что необходимость заявлять о таком факте ставит под сомнение его правдивость. — Вернгар — ребенок, который думает, что раз он провел пару десятилетий, живя в Мальстриме, и все понял. Его понимание ограничено, а отсутствие перспективы делает его предсказуемым и уязвимым.
Хамадрия стрекочет с его плеча, Гурон улыбается и произносит слова, которые, как надеялся Арменней Вальтекс, он никогда не услышит.
— У меня ещё осталась последняя сделка, которую я могу заключить. Я буду в своих покоях. Не прерывай меня, если тебе дорога твоя душа.
Шестнадцать
Когда-то Огрыз считался безопасным местом, удаленным от Мальстрима, но появление Великого Разлома изменило это мнение. Кошмары, галлюцинации и прочие малообъяснимые явления участились с тех пор, как огромный зеленый шрам прорезал небо, а призраки и случайные мертвоглазые ревенанты стали беспокоить несчастных жителей, тогда как раньше от таких историй отмахнулись бы как от детских сказок.
И все же люди не могут не приспосабливаться. Отчаяние охватило планету в первые дни Ноктис Аетерна, когда казалось, что надежда потеряна, но отчаяние — не то состояние, которое может длиться вечно: разум либо ломается, либо эволюционирует, чтобы как-то справиться с ним. Те, кто пережил первые панические настроения, нашли способ жить в новой реальности, и по мере того, как темная волна спадала, а из Империума снова стали приходить вести, появлялась новая надежда. Огрыз больше не был одинок, а Робаут Жиллиман вернулся и возглавил крестовый поход, чтобы вновь возжечь пламя Империума!
Поэтому, когда Честь Макрагга появляется из варпа, первая реакция тех, кто следит за вершинами планеты, — безудержная радость. Проходит несколько секунд, прежде чем они понимают, что корабли, которые идут с ней, не являются кораблями Ультрамаринов или даже частью какой-то более крупной оперативной группы. Большинство из них когда-то были имперскими кораблями, и их формы и классы все еще можно определить, но они больше не служат своим старым хозяевам. Теперь они — всадники на крыльях бури.
И они несут с собой эту бурю.
Когда флот Красных Корсаров обрушивается на звездный форт класса Ласкар «Око Императора», стоящий у луны Огрыза, защитники
Офицер-оружейник Дантус Ибер отчаянно хмурится, глядя на экран, где, несмотря на бурю контактов, его система наведения решительно отказывается засечь хоть один из них. Он отчаянно шепчет гимн точности и наносит ритуальный удар по боку когитатора — он не техник-священник Марса, но нельзя работать с оружием тридцать лет, не научившись кое-чему, но безрезультатно. Он даже не может заставить дух машины осознать, что перед ним то, во что он должен стрелять, не говоря уже о том, чтобы заставить его выбрать реальную цель.
— Огонь! — кричит его комм-бусина. — Огонь!
— Машинный дух не отвечает! — говорит Дантус, и теперь до его слуха доносятся другие голоса, сообщающие о тех же проблемах. На Оке Императора есть орудия, которыми управляют сервиторы, а также такие же артиллеристы, как он, но, судя по отрывистым, жужжащим сообщениям надсмотрщика Магоса Хекета, их системы работают не лучше, чем его.
— Мне все равно, что делает или не делает дух машины, я хочу, чтобы эти орудия стреляли! Даже если вы не попадете в этих ублюдков, я хочу, чтобы они знали, что мы пытаемся!
— Да, сэр, — пробормотал Дантус, торопливо прокручивая в голове протокол прямой стрельбы. Он никогда не делал этого вне тренировок: ему нужно умиротворить дух наведения, прежде чем он позволит ему стрелять без подтвержденной фиксации; затем ему придется вручную перемещать оружие с помощью регуляторов угла наклона и рысканья, которые, как он вдруг убедился, не получили свою дозу смазки во время последнего ритуала технического обслуживания…
Он смотрит вверх и в обзорный экран на световые пятна, составляющие атакующий флот. Отсюда они кажутся такими маленькими и незначительными, но показания приборов говорят ему о том, какой опасности он подвергается. Позади них Мальстрим зевает.
И тянется к нему.
Он не движется, как Дантус Ибер мог бы выразиться: он не увеличивается в размерах, и его профиль на фоне тьмы за окном не меняется. Тем не менее, когда он смотрит на него с открытым ртом, он чувствует, как что-то касается его сознания. Легкое, как перышко, прикосновение, которое проходит почти сразу же, как появилось, а когда исчезает, он…
Он…
— Ибер! Почему ты не стреляешь?
Что он…?
Дантус Ибер смотрит на свои руки и кричит. Они никак не изменились: кожа того же цвета, на них не выросли когти и не расплавились безногие придатки. Тем не менее, он резко осознает, что это не его руки, и они не должны быть на концах его рук, и…
В ухе Дантуса начинает трещать бусина связи, сопровождаемая воплями остальных обитателей артиллерийской палубы. Он хочет вырвать ее и выбросить, но это не его руки.
Семнадцать
— Сопротивление невелико, — удовлетворенно объявляет Вернгар Отступник. — Как я и предсказывал.
Гурон Черное Сердце смотрит на него с трона капитана корабля. Кровавый Грабитель сидит там, где до него сидели десятки героев Ультрамаринов, в том числе и сам могущественный Робаут Жиллиман. Это место буквально кричит о славе и власти. Человек, сидящий здесь, должен быть непререкаемым хозяином всего, что он видит, — от внутреннего пространства мостика до самых дальних уголков гололитовых дисплеев, обеспечивающих тактическую информацию на тысячи миль вокруг.