Мгновенье славы настает… Год 1789-й

Эйдельман Натан Яковлевич

В том доме была одна из лучших в Европе библиоту изумительнейшая картинная галерея, нумизматическая коллекция — более 10 000 монет. Строганов был постоянным карточным партнером Екатерины и частенько ворчал на царицу за "плохую игру".

Сочетанию такой власти и богатства с оригинальны вольтерьянским характером, как мы знаем, удивляться не приходится. Более того, подобные люди подыскивали своим детям особенно просвещенных, свободомыслящих воспитателей. Пример подавала Екатерина II, пригласив к своему любимому внуку Александру швейцарского просветителя, в будущем президента Швейцарской федерации Лагарпа; очевидцы рассказывали, что очень часто учитель и ученик спорили о лучших формах правления в России, причем Лагарп предпочитал конституционную монархию, тогда как Александр

решительно стоял за республику.

Отец и сын Строгановы. Рис. Воронихина

Александр Строганов пригласил к своему сыну Павлу француза Жильбера Ромма, человека глубоких знаний и не менее глубоких левых убеждений.

Век спустя великий князь Николай Михайлович, много занимавшийся русским прошлым, вместе с историком, коллекционером и государственным деятелем А. Б. Лобановым-Ростовским приобрели во Франции бумаги Ромма и Строгановых, а затем в специальном издании представили обитателей зеленого дворца на Невском.

Жильбер Ромм

Маленький, щуплый, но сильный духом, верой в просвещение и свободу, Жильбер Ромм писал о своем Павлуше, Поле: "Я хочу сделать из него человека, и он будет таковым, когда я его выпущу из своих рук". Ромм учился говорить по-русски вместе с воспитанником (первым языком мальчика был, конечно, французский); вместе они дважды объездили Россию, каждый день поднимаясь чуть свет, постоянно закаляя тело и дух; когда Ромма представили царице, она понравилась ему прежде всего тем, что "встает рано, сама разводит огонь в камине и работает по 6 часов в сутки".

Юрий Тынянов незадолго до своей смерти, в 1942 году, написал основанный на огромном знании материала рассказ "Гражданин Очер" — о молодом Строганове, о его воспитателе, а также об Андрее Воронихине…

"Старый Строганов попросил Ромма дать ему точное указание, что он намерен делать, как сына воспитывать и скоро ли думает он кончить это воспитание. Как бы время не перегнало. И Ромм ответил:

— Время никого перегнать не может. Опередить мо жет только раз.

Старику давно уже не нравилось это воспитание. Его споры с сыном все учащались. Они не то чтоб спорили, но почти не говорили друг с другом, тихо, ощерясь, выжидая. Бледное, тонкое лицо Павла было неподвижно. Старик начинал пугаться сына. Он его не понимал…

Ромм сказал ему, что чувство воспитывать не берется, да это вряд ли и возможно, а берется сопровождать Павла до тех пор, пока не воспитает в нем разума. Разум — закон — справедливость. Так называемые чувства могут воспитать маркизы, а он, Ромм, для этого прост. Он математик, и самое краткое расстояние между двумя точками есть линия прямая. После предварительного обучения надлежит путешествовать и осмотреть места, с которыми Павел будет связан; наконец, поехать за границу на четыре года…

Но Ромм, удивленный тем, как побледнел Павел, когда он сказал о рабстве, сказал Павлу: «Катон брал в воины только тех, кто от гнева краснеет. Он не принимал в оное звание тех, кто от гнева бледнеет. Вы сегодня побледнели. Итак, вы не бледнейте от гнева или не будете воевать. Катон это знал: он сам воевал»".

И вот — Павел Строганов с учителем в Париже, и еще не известно, кто больше увлечен революцией. Симолин в свое время навел справки и докладывал царице:

"Меня уверяли, что в Париже был, а может быть, находится и теперь молодой граф Строганов, которого я никогда не видел

и который не познакомился ни с одним из соотечественников. Говорят, что он переменил имя, и наш священник, которого я просил во что бы то ни стало разыскать его, не мог этого сделать. Его воспитатель, должно быть, свел его с самыми крайними бешеными из Национального собрания и Якобинского клуба, которому он, кажется, подарил библиотеку… Даже если бы мне удалось с ним познакомиться, я поколебался бы делать ему какие-либо внушения о выезде из этой страны, потому что его руководитель, гувернер или друг предал бы это гласности, что я должен и хочу избежать. Было бы удобнее, если бы его отец прислал ему самое строгое приказание выехать из Франции без малейшей задержки.

Есть основания опасаться, что этот молодой человек почерпнул здесь принципы, не совместные с теми, которых он должен придерживаться во всех других государствах и в своем отечестве и которые, следовательно, могут его сделать только несчастным".

Мы точно знаем, что в Якобинском клубе Павел Строганов значился под именем Очера — в честь далекого уральского завода, принадлежавшего его семье. Там, на границе Восточной Европы и Азии, в Очере, трудились крепостные рабы, порою прикованные цепью; здесь Очер — якобинское имя, символ свободы.

Гражданин Очер — ярый революционер. Ему всего 18 лет, но у него почетный революционный диплом с изображением революционного фригийского колпака и надписью "Vivre libre ou mourir"^{28}. Во время народных празднеств он сопровождает знаменитую Теруань де Мерикур, юную красавицу, которая носит огромную шляпу, — за поясом два пистолета, в руке сабля. Сопровождает и, кажется, добивается благосклонности.

Революция, любовь, любимый учитель, отправивший старику Строганову в Россию около 150 революционных брошюр (отчет о воспитании наследника!); зная, что Жильбер Ромм вскоре придумает новый революционный календарь, что это по его проекту 22 сентября 1792 года станет 1 вандемьера первого года Республики, мы можем догадаться, сколь красноречиво он убеждал ученика: оканчивается целая историческая эра, начинается совершенно новый мир…

Наверное, учитель и ученик были счастливы. В рассказе Тынянова:

"— Гражданин Очер! Вы еще любите запах мускуса?

— Я люблю его — это запах новобрачных.

— Гражданин Очер! Забудьте его! Это запах врагов. Попрыскавшись мускусом, они бродят по Парижу и ждут часа. Патриоты прозвали их мускусными, мюскаденами.

— Гражданин Ромм, мускус более для меня не существует. Я презираю запах мускуса".

Екатерина II на депеше Симолина написала распоряжение, чтобы Александр Строганов вызвал сына, а Жильбера Ромма — в Россию не пускать.

Учитель и не собирался больше в Петербург: его место было в Париже. Ученик же вместе с Воронихиным отправляется в обратный путь, и, как мы догадываемся, не из страха навлечь немилость царицы или лишиться крепостных рабов. Два чувства руководят молодым человеком: во-первых, любовь и уважение к отцу; во-вторых, благословение учителя: Ромм, конечно, пожелал воспитаннику нести свет в свою страну…

Павел Строганов вернулся, расставшись с Роммом, с Теруань де Мерикур (в 1793-м, подвергшись нападению разъяренных парижских простолюдинок, «керосинщиц», она потеряет разум). В России Строганов не создал якобинского клуба, но и не предал учителя: стал одним из достойнейших людей своей страны, но о том речь впереди.

Известна и судьба создателя революционного календаря: Ромм — депутат Конвента, голосующий за казнь Людовика XVI, в 1795-м участвует в героическом, безнадежном заговоре якобинцев против термидорианцев. После неудачи — коллективное самоубийство заговорщиков: каждый наносит себе смертельную рану и передает кинжал следующему; трое заколовшихся еще дышали, когда их все равно внесли на гильотину; Ромма среди них не было — его удар как всегда точен.

31 декабря 1905 года Лев Толстой записал: