Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1
Шрифт:
– Плохо мне, Кровопийца.- Срывающимся голосом произнесла та.- И как только ты можешь проводить здесь всю свою жизнь? Хотя, с другой стороны, тебя ведь никто особо и не спрашивает? Кого интересует, хорошо нам с тобой или плохо.
Девочку бил лёгкий озноб, что часто случается у людей при приступах морской болезни. Она лишь сильнее закуталась в дырявое одеяло, забывшись в ожидании нового приступа тошноты, что неизменно вывернет всё её нутро наизнанку. И сколько всего только может выйти из человека и это при всём при том, что она уже много часов ничего не принимала в пищу. И разбушевавшаяся стихия, и обострение морской болезни, и не хватка времени у разбойников, чтобы думать о таких пустяках, были тому виной.
По окончании ненастья мореходы первым делом преподнесли приношения морскому владыке, за то, что не погубил их, а в том, что он запросто мог это сделать, никто на корабле не сомневался, а если бы такие глупцы всё же нашлись и рискнули высказать своё мнение, то их немедленно бы отправили за борт, на собственной шкуре проверять всесилие и доброту Морского Царя. А уж только потом, разбойники принялись зализывать раны своего любимого детища, да то и не раны были вовсе, а так, лишь лёгкие царапины, без крови и боли.
Через несколько часов вспомнили и о Девочке и о рабах, что находились в соседствующем с ней помещении. Им наконец-то, впервые за последние сутки, принесли покушать.
Постепенно Девочка уже начала привыкать к жизни на корабле, приспосабливаться даже к постоянной качке. В конце концов, она всегда была, есть и будет оставаться рабыней, которые не так уж и редко меняют своих господ, хотя с ней это происходило не очень часто. Рабам вообще свойственно приспосабливаться, а иначе они бы просто не выжили в тех суровых условиях то ли искусственного, то ли естественного отбора, что выпадал им на долю, благодаря усилиям самой жизни и их кровных братьев и сестёр, то есть самих людей. Ведь рабы в понимании многих, то и не люди были вовсе, а какой-то особый обособленный вид представителей животного сообщества. И ничто не могло убедить их в обратном, ни одинаково алая кровь, ни две руки, ни две ноги, ни какая другая симметрия схожего тела. А может даже, наоборот, из-за этой невероятной схожести, люди относились к себе подобным с невероятной жестокостью, гораздо большей даже, чем ко всем остальным представителям флоры и фауны. Порою некоторые, и к тому же не очень редкие индивидуумы, холили, лелеяли и тщательно оберегали своего брата меньшего, будь то там кошка, лошадь или собака, а бывало и кто-то похлеще, в то время как раб, на котором стоял весь хозяйский дом, ходил в ошмётках от старой одежды, жил впроголодь, а всё его тело испещряли многочисленные шрамы от ран, которые наносил ему его господин в порыве злости или просто так, ради развлечения. Кто же станет думать о боли моральной или физической, наносимой человекоподобному, но безграмотному зверью? Кто же усомнится в отсутствие у этих животных разума?
Впрочем, мы уже начали несколько отклоняться от темы нашего повествования. Так что вернёмся к ней.
Итак, Девочка постепенно привыкла и к постоянной тряске, неизменно причиняющей внутренний дискомфорт, и к солёному морскому воздуху, и к постоянной влажности, и к лучику солнца, проникающему в темноту трюма через люк в потолке, который с тех самых пор распоряжения капитана, оставался на день открытым, и тем более
Похоже, мечта Девочки начала сбываться и она медленно, но упорно стала приближаться к тем местам, где жара стояла даже слишком усердная, по-своему не выносимая, чтобы не сказать ужасная.
– Где капитан?- Послышался сверху незнакомый голос.
– С утра из каюты не вылезает, Патрон.- Прозвучал ответ.
– Это мне подходит. Пойду тогда, поразвлекусь с той маленькой девкой, что ещё на берегу себе присмотрел.
Девочка невольно передёрнулась. Она не могла увидеть не лёгкой ухмылки, что появилась на лице незнакомца, ни самого его лица, но в тоже время она явственно представила себе ту бессовестную рожу и спущенные штаны, сцену, что застала её ещё на твёрдой матушке земле. В том, кто именно окажется той маленькой девкой, сомнений у нее, почему тоже не возникло.
Девочка испуганно всхлипнула и отползла в самый тёмный угол, уже не удивляясь даже, когда в люк спустилась давно знакомая ей лестница. Кровопийца, растерянно озираясь по сторонам, не в силах пока ещё осознать её беспокойство, и бесшумно передвигая рыжие лапки, направился следом и, усевшись рядышком, принялся умываться, намывая явно не желанных гостей.
Из проёма наверху показались сначала узконосые сапоги, с заткнутым за голенище вершком ножа, затем знакомые кожаные штаны, и только затем уже и их обладатель во всей своей уродливой красе, беззубый и как всегда многозначительно ухмыляясь.
Девочка зажала рот дрожащей ладонью, чтобы не вскрикнуть ненароком, столь велик был страх заполняющий ею душу, в то время как все её худшие опасения непременно сбывались.
Мужчина, между тем, уже полностью спрыгнул на пол, приземлившись на полусогнутые ноги. После света жаркого дня, темнота трюма казалась и вовсе непроглядной тьмой. Он слепо озирался по сторонам.
– Эй, где ты там юная красавица, ау?
Кровопийца недовольно заворчал, чувствуя напряжение подруги.
Девочка ещё больше сжалась в комок, стараясь сделаться совсем уж невидимой, что простому человеку, не обладающему какими-либо магическими способностями, было и вовсе не под силу. Как и следовало ожидать, никаким магическим даром скромная рабыня, которой через два дня должно было исполниться всего-то двенадцать лет, это при том, если её подсчёты были верны, в чём она и сама очень сомневалась, постоянно сбиваясь в них, конечно, не обладала. Из этого выходит, что рано или поздно он её должен был заметить и, к великому сожалению Девочки, он заметил её слишком рано.
– Вот где ты прячешься, маленькая шлюшка. Так-то ты меня привечаешь, прячешься в вонючих закоулках? Стесняешься, али хранишь кому-то верность? Что ж тебе никто раньше не преподал урока любви, не было достойного учителя? Или просто ждала меня?- Шептал он, продвигаясь в её сторону. После произнесения последней фразы на губах его заиграла пошлая ухмылка, а бесстыжий язык тут же полез наружу сквозь беззубые полости.
Девочке больше не было смысла таиться, оттого она не стала и дальше прятаться и не зажала рот, когда с губ сорвался испуганный вскрик. Она подскочила и постаралась ускользнуть в сторону, преданно сжимая, придававшее силы старое родное одеяло. Но как бы не гибка и пластична была её юность, но мужская ловкость, оттачиваемая годами, оказалась стремительней. Грубая шершавая ладонь зажала её хрупкую, но мозолистую от долгой работы, руку в настоящий капкан, вырваться из которого не было никакого шанса, но и сдаваться просто так без боя, Девочка не собиралась.