Мгновения жизни
Шрифт:
«Гулять с однокурсником в своей же школе, - размышляла она тогда, - это все равно, что, имея большой дом, никогда не покидать своей спальни».
Обозначенный в адресе дом оказался кинотеатром, где под афишей, одетый в легкую рубашку и брюки, с ромашками в руках стоял Тобиас. Он напряженно вглядывался в толпу, ища силуэт загадочной незнакомки в каждой встречной женщине, и, увидев, как она в таком же, что и в день знакомства платье странного кроя, больше напоминавшем длинную сорочку, пересекла улицу, широко улыбнулся.
– Здравствуйте, - сказал он,
– Эйлин, - представилась она, принимая цветы и мысленно ставя Тобиасу плюс за этот жест. Пагсли цветов не дарил, предпочитая их поцелуям и обжиманиям в закрытом классе. — Куда мы пойдем?
Тобиас удивился и показал рукой наверх.
– Сюда. В кино. Ты еще не смотрела этот фильм? Мне его рекомендовали как забавную комедию.
– Наш человек в Гаване? — прочитала вслух Эйлин и, забавно сморщившись, призналась, что никогда раньше не была в кино.
– Ну, тогда я думаю, что тебе в любом случае должно быть интересно. Если, конечно, ты не против кинематографа по религиозным соображениям? — он внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа, и, получив отрицательный, расслабился и повел ее к кассам.
– Я был не уверен, что ты придешь, потому не купил заранее, - оправдываясь, сказал Тобиас и протянул деньги кассиру.
– Не страшно, - пожала плечами Эйлин, рассматривая молодого человека.
«Кажется, он решил, что я из странной религиозной общины. Это интересно и, в принципе, может означать, что он толерантен, - размышляла она. — Это хорошо. А вот нос его большеват. Хотя, с другой стороны, похоже, именно нос делает его таким незаурядным и привлекательным. И глаза. Глаза очень красивые, как чай с лимоном в стеклянном стакане».
Уйдя в свои мысли, она даже не заметила, как Тобиас провел ее внутрь кинотеатра, и пришла в себя только когда он, очевидно, не в первый раз позвал ее по имени.
– Твои глаза похожи на чай, - невпопад сказала она, заставив его удивиться, а потом рассмеяться.
– Ты самая необычная девушка из всех, что я видел, честно, - признался он, любуясь ее длинными волосами и смущенной улыбкой. — Так ты хочешь что-нибудь? Тут есть орешки…
Он показал ей на буфет, но она тактично отказалась, вспомнив совет сестры не раскручивать явно небогатого парня на лишние траты.
«И этот совет я выполняю до сих пор», - усмехнулась она и, поняв, что вряд ли уснет, завернулась в одеяло и влезла на широкий подоконник, все еще любуясь на снег. Дорога за окном стала однотонной и белой настолько, что, казалось, серая брусчатка исчезла под этим одеялом из снежинок. Обычно угрюмая улица на ее глазах становилась красивой и чистой, словно невеста, и Эйлин, сама от себя не ожидая, загрустила о том, что у них так и не случилось настоящей свадьбы.
***
Разобравшись с настырным мистером Аркеттом, требовавшим, чтобы в больницу немедленно, прямо в пять утра, доставили пиццу из итальянского ресторана, Тобиас в нескольких километрах
– Пришел снегопад, жди аварий, - услышал он усталый голос коллеги, и в тот же момент в холл ввезли мужчину с разбитым лицом.
– Да я пророк! Сиди, я им займусь, у тебя и так день был не самый легкий, - сказал он Тобиасу и, поднявшись, поспешил к каталке.
Проводив врача взглядом, Тобиас снова посмотрел на снег, вспомнив, как в похожую погоду они возвращались с беременной Эйлин с фабрики под утро. Усталые, но счастливые, они шли в обнимку и обязательно смеялись над какой-нибудь глупой историей, произошедший у Тобиаса в больнице или на учебе, покупали булочки у сонного продавца пекарни и ели их, блаженно щурясь от вкуса теплого хлеба, смешанного с морозным воздухом.
«И ведь мы тогда были счастливы, - горько усмехнулся Тобиас, - просто ели эти пустые булочки, и не было вкуснее еды и прекраснее мгновения».
Он почувствовал, как в груди словно стало тесно, и, наклонив голову, сделал вид, будто трет уставшие глаза, старательно смахивая подступившие слезы.
Внезапное решение пришло само собой, и, поднявшись, он сперва бросился в подвал за курткой, а затем, сообщив дежурной сестре, что покидает больницу, поспешил на первую электричку до дома.
План был до смешного прост, и потому всю дорогу в пустом вагоне Тобиас тер озябшие руки и радовался тому, как все придумал. С вокзала он бежал, и, проделав привычный путь за десять минут вместо двадцати, он с той же возбужденной улыбкой, тяжело дыша, заскочил в пекарню.
– Вот, - запыхавшись, он вывалил на прилавок смятые банкноты, - бриошей, на все, пожалуйста!
Порядком постаревший за восемь лет и все такой же сонный продавец хмуро взял наличные и протянул взамен небольшой горячий сверток.
Взяв булочки, Тобиас засунул их в куртку, чтобы не остыли, и, наспех поблагодарив угрюмца, поспешил к дому. И только увидев очертания родной двери, понял, что Эйлин почти наверняка сейчас спит.
Разочарование, которое он почувствовал, можно было бы сравнить, пожалуй, с разочарованием ученика, весь семестр зубрящего предмет и получившего на экзамене самый низший балл.
Застонав, Тобиас привалился к стене дома напротив и, полный досады, посмотрел на окна своей спальни и не поверил глазам.
На подоконнике, завернувшись в одеяло, словно диковинная гусеница, сидела Эйлин и во все глаза смотрела на него. В восторге Тобиас махнул ей рукой, а затем, встав на колени, вынул из куртки кулек с бриошами.
Сверху Тобиас напоминал служителя культа, который среди снежного утра решил принести в жертву своему Богу коричневый сверток с эмблемой пекарни.
Эйлин, заметившая мужа еще за несколько домов, с интересом наблюдала, как он сначала подбежал к дому, а затем, почему-то хлопнув себя по лбу, устало привалился к стене соседнего.