Мгновения жизни
Шрифт:
Звук закрывшейся двери Эйлин не расслышала. Она вообще пребывала в странном состоянии, когда слезы сами катились из глаз, а мысли будто продирались сквозь вату. Стоило Тобиасу уйти из кухни, как гнев отступил, и она, осознав, что именно сейчас сказала, безвольно опустилась на табуретку и заплакала от обиды.
Эйлин было обидно за это утро, за себя и безумно стыдно за свои слова и за то, что Северус, неверно истолковавший ее слезы, всячески ругал отца, гладя ее по волосам.
– Ну и что, что он завидует. А мы лучше, мы волшебники, мам, он просто не понимает нас! Он не видит, как здорово, когда дым над твоим котлом становится
– Хватит! — сквозь слезы вскрикнула Эйлин, закрывая сыну рот ладонью.
– Чтобы я больше не слышала, как ты говоришь гадости про своего отца! Он. Твой. Отец! Он работает, чтобы ты мог жить не так, как Бэнксы, что просят милостыню у церкви. Понимаешь ты это? И он не глупый! Тобиас!
Не глядя на удивленного и онемевшего от такой отповеди Северуса, она вскочила с табуретки и бросилась наверх, сгорая от стыда и полная решимости извиниться за неосторожную фразу, но, войдя в спальню, застыла как вкопанная. Вещи Тобиаса, большей частью скомканные, лежали у дверей шкафа, было заметно, что многих из них не хватает. Беглый осмотр комнаты подтвердил исчезновение чемодана, а когда Эйлин обнаружила разбитую рамку, страх от внезапного ухода мужа снова сменился гневом.
– Ну и иди!
– крикнула она, со всей силы захлопывая дверцы шкафа и от избытка чувств ударяя по нему ладонью. — Сами справимся!
Стирая слезы, она бережно подняла разбитую рамку, вынула фото и, погладив рукавом, словно самое большое сокровище, положила в книгу, лежащую возле кровати и, сев, обняла подушку и заплакала навзрыд.
– Мам? Мамочка, — раздалось над ее ухом, и Северус, неловко забравшись рядом с ней, обнял и снова принялся гладить по волосам. — Папа больше не придет, да?
– Не знаю, - дрожащим голосом ответила она, свободной рукой обнимая его в ответ.
– Даже если и так, - ответил Северус, тоже плача, - то я буду твоим защитником. Я же мужчина и уже взрослый.
Эйлин только горестно усмехнулась, не найдя, что можно сказать в такой ситуации. Себя она сейчас взрослой совсем не считала и потому, улегшись поудобнее и уткнувшись в макушку сына, она вскоре задремала.
***
– То есть ты, как баба истеричная, собрал вещи и пришел жить сюда? Здесь тебе, что, гостиница, а, Снейп?
Грегори Макномара, красный под стать галстуку, небрежно свисающему с полноватой шеи, не считал нужным скрывать своих эмоций. Он ходил вокруг Тобиаса, сжавшегося сейчас на стуле перед его столом и явно чувствовавшего себя очень неловко. Грегори промокнул потный лоб платком и снова грозно посмотрел на него.
«Ну вот вроде умный парень, а такая ерунда дома, и всё, сразу с чемоданом на выход! Тьфу, позорище. Я ж тебя с малых лет знаю, с отцом твоим в преферанс играл, а ты тут сопли развел, тоже мне, надежда хирургии!» — он фыркнул и, хлопнувшись в свое кресло, достал из ящика стола флягу и стакан, щедро плеснул туда янтарную жидкость и протянул Тобиасу. Тот только поморщился и отвернулся.
– О да, а теперь ты у нас принципиальный и ответственный. Ни грамма алкоголя и эмоции в себе, да?
Макномара опрокинул стакан в себя и тут же наполнил его заново.
– Ну, положим, будешь ты тут жить в своей подсобке, колдовать себе втихую и радоваться жизни. А сын твой и жена, что, на паперть пойдут?
– Я буду пересылать им деньги,
– Ты и для меня сейчас глупый маггл. Был, есть и будешь. Чего на правду-то обижаться? — уже более спокойно ответил Грегори.
– Ты вот скажи мне, вот есть ты, уже заканчивающий аспирантуру молодой человек. И есть Лесси Гослинг, девушка, отсидевшая несколько месяцев на ускоренных курсах медсестер. Вы работаете в одной больнице, и ты ее, кстати, видел. Так вот, Тобиас, кто из вас двоих имеет отношение к медицине, а кто погулять пришел? Как считаешь?
– Я, конечно! Я в этом с детства варюсь, я вместо сказок анатомию слушал, а она три месяца… - начал он и внезапно замолчал, заметив, как смотрит на него наставник. — Имеете в виду, что я в глазах Эйлин выгляжу как эта Гослинг?
Макномара отсалютовал ему стаканом и откинулся в кресле.
– Да, и всегда будешь выглядеть, потому что сколько ты не прочти книг, сколько не изучи заклинаний, но ты в этом не рос. Для тебя магия — это просто мышца, которую надо развить, способность, удобный навык, типа скорочтения. А вот мы в этом выросли, мы варились в этом котле из мантий и домовых эльфов. Мы плыли на самоходных лодках в Хогвартс, и Эйлин, в отличие от меня, там даже училась, - он печально улыбнулся, пригубив коньяк прямо из фляги.
– И потому ты — маггл. Смирись и живи дальше. Колдуй. Учись. — Грегори пожал плечами и развел руки, показывая, что все сказал.
– Я идиот, да?
– сказал Тобиас, морщась и потирая виски.
– Как я теперь вернусь туда, после всего? Она же не пустит. Гордая…
– Пустит, конечно, не вы первые. Гордые оба, эмоциональные. А вот при сыне ссориться мерзко, и хуже всего то, что он видел, как вы оскорбляли друг друга. Как считаешь, при исходных данных он сейчас чью сторону примет?
– Ее, конечно, - горько сказал Тобиас, - она права. Я правда все время тут. А если не тут, то на фабрике или что-то чиню по дому. Он был маленький будто вчера, ему нужно-то было просто подержать мой палец!
– А теперь ему нужен вменяемый взрослый отец, а не истеричный подросток, - Макномара еще сильнее ослабил галстук и кашлянул, - ты его пример. Неосознанный пример. То, что ты ему показываешь, таким он и станет.
– Я показываю, что люблю его мать! — вскрикнул Тобиас, вскакивая с кресла и открывая окно. — Я показываю, что нужно чтить закон и не связываться с бандами!
– И делаешь все это прямо-таки профессионально!
– рассмеялся Грегори.
– И вот, положа руку на сердце, твоя идея с полицией полное дерьмо. Жена твоя все правильно говорила, у нее-то небось нет этого гипертрофированного чувства справедливости.
Тобиас только скривился и, прислонившись к стене, стукнулся о нее головой, желая всей душой, чтобы происходящее было сном.
– В общем, так, - голос Макномары стал серьезным, - оставайся пока тут, но с одним условием. В течении месяца ты должен заново влюбить в себя свою жену. Про сына не говорю, в детях я не спец. Не влюбишь — ищи новый дом и работу, я свиньям не помогаю и с ними не работаю. А теперь пошел отсюда, у меня еще без тебя работы гора!
Последняя фраза знающего своего наставника Тобиаса застала уже в дверях. По пути до подвала он думал об этом непростом разговоре и все больше соглашался, что повел себя глупо и недостойно.