Мгновения. Рассказы (сборник)
Шрифт:
– Да, но отличный колодец возле дома. Я обещаю аккуратно носить воду. По два ведра хрустальной колодезной. А будем умываться во дворе из железного рукомойника.
– Рукомойника с таким гремучим железным носиком? Великолепно! Я тоже так считаю. И все-таки на кухне постоянно нужна вода, и можно сделать маленький водопроводик при помощи электронасоса. Мы с тобой видели его в хозяйственном магазине на Кутузовском.
– Хорошо, я согласен.
– Нет-нет, неужели за четыреста пятьдесят рублей она продаст нам
И снова они говорили о немыслимой дешевизне дома, о том, как по своему вкусу оборудовать комнаты, сделать их уютнее, кухню удобнее, как привезти из Москвы мебель и расставить ее с учетом скромной дачи, а не городской квартиры. Воображение рисовало тот облегчающий день, когда они войдут в отремонтированные комнаты, с выкрашенными полами, вьетнамскими плетеными ковриками, новыми занавесками на промытых окнах, удобным холодильником и фаянсовой раковиной на кухне, войдут в этот собственный теперь дом, заменивший им дачу в шестистах километрах от Москвы, в удачно подаренный судьбой дворец, какого, наверное, ни у кого из знакомых градолюбцев не было и быть не могло.
Он слушал ее, стараясь представить этот обновленный ими большой дом, видел себя, и жену, и гостей в закатных сумерках за столом вокруг пахучего самовара.
«Что это мы?» – вдруг подумал он, еще не поняв в ту минуту причину тревоги.
И почему-то не ощутил прежнего волнения от волшебной встречи с обретенной им детской первозданностью родственных мест, мгновенно что-то неумолимо вытеснялось иным весомым, предметным, затмевая властный соблазн не своей силы, подменяющей все существующее естественное фальшивыми купонами.
Бегство
Конец мая, южная ночь, цикады. Луна, низкая, душная, повисла над морем, и мерцающий конус протянулся до самого берега, густо цветущей сиренью.
– Вы чувствуете? – спросила она и остановилась выжидающе. – Хотите, я вам рыб покажу? Они сейчас не спят.
– Не уверен, – сказал он. – Впрочем, что ж… посмотрим рыб.
Когда сквозь кусты по перечеркнутой тенями тропке приблизились к водоему, между зарослей кувшинок, плавала луна, и вспугнутая лягушка шлепнулась в листья водорослей, луна закачалась, дробясь.
– Ой, – вскрикнула она с притворным испугом. – Жаба!
– Может быть. А где же рыбы?
– А вон там! Не видите? Вон там их целое семейство, и большие и маленькие. По крайней мере, я утром видела.
– Да-да, в самом деле, и большие и маленькие.
Он хотел поцеловать ее, но она отклонилась и, держа его руку книзу, смотрела ему в лицо смеющимися глазами.
– Да-да, в самом деле, вы их видели утром.
Он привлек ее за спину, с усмешкой сильно обнял, и вдруг близкое лицо ее стало серьезным.
– При чем здесь рыбы? Я не хочу…
Однако, самоуверенный, избалованный, он чувствовал: она ждала, чтобы он поцеловал ее, а сопротивление было кокетливой попыткой разжечь его, продлить одурманивающие минуты перед сближением, которого хотели оба.
Некоторое время они, глядели в глаза друг другу, потом неспеша пошли вдоль забора мимо спящих хат с навесами дикого винограда над двориками. Здесь, в сплошном треске цикад, выделялось зудение комаров: она то и дело хлопала себя ладонью по локтям, по коленям, говорила капризно:
– Как они надоели! Почему они вас не кусают?
И он опять обнял ее, и опять она отстранилась, сказала по-прежнему капризно:
– Не надо же. Мы испортим все.
– Почему?
– Мы можем случайно далеко зайти… Разве вы отрицаете детскую игру? Ну, например, пускать зеркалом зайчиков? Как это прекрасно и невинно. Правда? Я не люблю грубую игру.
– Игру? – переспросил он. – Ах, да, ясно. То есть не совсем…
– Тогда пойдемте по жердочке через пропасть. Хотите? Когда вы балансируете над пропастью, замирает сердце: и страшно, и чудесно! Согласны?
И они пошли по дороге, обдаваемые зябким духом сирени.
– Я бы обняла этот куст, как сестру. Чувствуете аромат? – проговорила она шепотом. – Луна просто чародейка! Так хорошо, что я сейчас буду молиться, как монашенка.
– Монашенка? – повторил он добродушно. – Слушайте, вы мне голову заморочили напрочь. Я как на карусели. Вы начали невероятную игру, и я сейчас запрошу пощады.
– А вы знаете, мы с вами были бы плохие «он и она», если бы это, не дай Бог, случилось.
– Почему плохие?
Она засмеялась.
– На нашу так называемую семейную жизнь уходило бы слишком много душевных сил. Но в конце концов это интересно. Не люблю тихих мужчин и тихих девиц, ангелов во плоти!
– Поверьте, я ангел не очень тихий, – сказал он полушутливо и сзади за плечи повернул ее к себе, поцеловал легонько в края губ. – Вот видите, все время сатана где-то маячит за моей спиной, – сказал он, уже решительнее отклоняя ее голову, и опять поцеловал в сжатые губы.
Нетвердым движением она высвободилась, вопросительно, исподлобья вглядываясь в него, потрогала свой рот, проговорила:
– Разве так можно? Вы поцеловали меня как-то… странно.
– Сказочный разврат, – сказал он.
Они миновали улочку садов и пошли по набережной, в коридоре душных тополей, а над морем, за горизонтом время от времени мерцали молнии отдаленной грозы.
– Ах, какая тоска! – сказала она вполголоса. – Какая сладкая тоска в этой непонятной луне, в этих молниях, в том, как вы меня поцеловали…
– Простите, не понял.
Она не ответила и они остановились под огромным тополем и, она, с зажмуренными глазами откидывая назад голову, подставляя приоткрытые губы, сказала невнятно: