Мичман Империи. Часть вторая
Шрифт:
Иллирика открыла глаза, откинула одеяло и встала с постели. Ни эмоций, ни звука, только чёткие, выверенные движения. Словно робот она повернула голову и посмотрела в сторону.
Варенька, иногда подёргивая ножкой, сладко спала в люльке рядом с двуспальной кроватью. Почти впритык. Пройдёт совсем немного времени, и придётся ставить детскую кроватку.
Лира тихонько прошла к стенной нише шкафа. Молча открыла дверцу и сняла с вешалки чехол для одежды. Положила его на кресло. Вжикнула молния и показался чёрный наряд.
Просторное,
Лира бросила последний взгляд на дочь и вышла из комнаты.
Не издали звука ступеньки лестницы. Не сбили с пути опьяняющие, вкусные ароматы из кухни. Не заперта оказалась дверь в пансион.
Рассветные лучи уже разогнали ночной мрак. Приветствовали девушку теплом, но она не остановилась понежиться. Пересекла лужайку, и повернула в сторону штаба морского флота.
Она шла вдоль дороги. Прямая спина и гордо поднятый подбородок. Её глаза решительно смотрели вперёд.
Позади оставались жилые коттеджи и доходные дома. Редкие прохожие оборачивались ей в след. Проезжающие мимо автомобили притормаживали и провожали её взглядами водителей и пассажиров, а она всё шла и шла.
Впереди показались первые здания штаба. Дежурный на кпп вышел на встречу, распахнул ворота, но Лира свернула в сторону, на узкую тропинку в парк.
Высокий кустарник сменил подстриженный газон. Появились высокие, с толстыми стволами, раскидистые деревья. Тень от крон спрятала Лиру от солнца, а тропинка всё вилась и вилась, пока не привела к кованой ограде, за которой возвышался храм.
Лязгнула стальная калитка. Шаркнули подошвы о каменную паперть. Заскрипела тяжёлая деревянная дверь и на Лиру пахнуло ладаном.
Иллирика миновала притвор. Прошла в центральную часть храма и замерла. Её губы зашевелились без звука, но можно было прочитать:
— Не за себя прошу, Господи. Прошу, помоги…
Правая рука поднялась: три пальца сложены вместе. Коснулась лба, живота, правого плеча, левого…
Сзади послышался скрип, затем лязг и кто-то прокричал:
— Подъём, Туров!
* * *
Сон! Это был сон, застучало у меня в голове, как только открыл глаза, и взгляд упёрся в бетонный потолок. Спиной ощутил жесткие нары сквозь тонкий матрас: я всё ещё в камере на Гусь-Налимске. Но, Господи, какой же реальный сон. Будто я находился там, и шёл, нет, летел рядом с любимой. Смотрел на неё…
А точно ли сон? Откуда во мне уверенность, что именно так сейчас и происходит на самом деле? Почему я… Да, я знаю, она в храме и молится за меня. Что происходит? Как такое возможно?
— На выход, Туров!
Голос из коридора отвлёк от мыслей. Вернул в реальность. Надо собираться, потом обмозгую сон. Кстати, надо бы купить сонник или поговорить с кем-то знающим.
— На выход, Туров! Не заставляй нас применять
Интересно, кто там такой смелый?
От угроз всплыли воспоминания последних четырёх дней.
* * *
После пыток палачи ушли не попрощавшись. Только исчезли, как в комнату ввалился надзиратель. Ойкнул и выскочил обратно в коридор. Тут же вернулся вместе с доком.
— Налимовы дети, — ругался доктор, порхая вокруг меня и колдуя с аптечкой. — Пиранью им в штаны, как посмели, запрещено же! Как?!
— Спасибо док, — впервые заговорил с ним и он замер от неожиданности, главное, отвлёкся от своего кейса.
— Молчи, не надо говорить, сейчас легче станет, но без капсулы всё не восстановлю.
В камеру вернулся поздно. Док наложил гипс на палец и повязки на руки, залепил гелем порез на щеке. Обколол лекарствами и обезболом, но я всё равно остался в трансе техники мертвеца.
Под конец, извинившись, доктор сделал инъекцию блокиратора. У мужика в глазах такой гнев стоял, что надзиратели ничего лишнего себе не позволяли. А может, они испугались бунта заключённых, которые видели из своих камер, каким я ушёл и каким вернулся. Никто не хотел попасть так же.
Следующие дни слились в один. Доктор, казалось, поселился в моей камере. Постоянно заходил, менял повязки. В какой-то момент он даже пошёл на нарушение устава. Вкалывал мне дозу блокиратора меньше и приносил нормальной еды. Тайно приносил, но достаточно, чтобы я чувствовал, как сила возвращалась. Не вся, но часть достаточная, чтобы организм восстанавливался. Пунктов десять точно вернулось. Не знал, что препаратами так можно было регулировать, но это работало.
Пару раз выныривал из транса техники мертвеца, и не ощущал боли. Так, ломота небольшая. Но именно, что пару раз. В эти моменты наваливались мысли о доме, сомнения, а вдруг Сычкин не блефовал. Приходило отчаяние от безысходности. Меня ждала смерть. Причём мучительная. За Лиру с Варей не волновался, хрен они их достанут на военной базе или у Деда в поместье… Суд, блин! Лира! Да хрен с ней с мучительной смертью. Лира!
Спасала от всего этого только техника мертвеца и обещание весёлой встречи одному из палачей. Мысли пропадали, я снова становился бетоном стен и пола, перекрытием потолка. Становилось пофиг на всё. Единственное спасение от страха за близких. Во время транса даже безделье не было страшно. Бетону всё равно, что делать. Он постоянно лежит. Самое то, когда нет развлечений.
Хотя, одно всё же происходило, причём регулярно. По вечерам, после ухода дока, в камеру заглядывали надзиратели. Агрессоры, как я их назвал.
Они мстили за Гущина. Пинали мою тушку.
Даже с десятью пунктами я мог ответить так, что до медкапсулы не дойдут, и ни один хирург их не соберёт, но сдерживался. Не хотел подставлять доктора, да и привлекать лишнее внимание не хотел. Опасался обыска камеры, что найдут скальпель, тиснутый у дока из кейса, пока он меня перевязывал после палачей.