Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
Андрей бесшумно встал и подошел к желтому холодильнику.
Ты не святой Серафим, сказал он себе. Успокойся. Садись и слушай, что говорит тебе вдова потерпевшего. Садись сейчас же.
Он вытащил из холодильника копченую колбасу и вялый огурец. Огурец он помыл, а колбасу нарезал тоненькими лепесточками.
– Он, знаете, все время пытался им доказать, что они могут им гордиться. Несмотря на то, что они были недовольны его женитьбой и тем, что он Петю выставил… – говорила Ирина. – Он был просто чудовищно внимательный сын. Я ревновала его ужасно. Он тратил на родных столько денег, что
– Почему именно в Гааге? – спросил Андрей. Хлеба не было, но он нашел открытый пакет с хрустяшими хлебцами. Он навалил на хлебец колбасы и огурец и сунул ей в руку. И, тоскуя от собственной неуклюжей услужливости, подогрел кофе.
– Ешьте и пейте, – сказал он, втискиваясь за стол. Она послушно откусила.
Когда она ела в последний раз?
Когда ее муж приехал домой и велел ей собираться к теплому морю? Или позже, когда они уложили детей и пили чай перед телевизором?
– Да он так острил все время. И все время почему-то про Гаагу. Он был там однажды. Его ван Вейден приглашал. Ну вот. И всех его усилий все равно было мало. Все равно он делал что-то, что не позволяло ему стать “идеальным сыном”. Вот на мне женился. Петю уволил. И так далее… Господи, он так хотел, чтобы они его любили, а они им… пользовались.
Слезы полились сразу и так обильно, что ей пришлось поставить чашку и прижать руки к глазам. Слезы текли из-под ее сжатых пальцев и капали с подбородка.
– Он так хотел, чтобы его любили… Я любила, конечно, его за всех. Если бы он только знал, как сильно я его люблю… Я ему каждый день говорила, как я его люблю. Он меня просил: расскажи, как ты меня любишь, и я рассказывала. В общежитии было холодно, мы лежали под тремя одеялами и все равно мерзли, и я рассказывала ему, как я его люблю. Мне было всего двадцать лет, но и тогда я понимала, какой он одинокий, страшно одинокий мальчик. Он так и не стал для них своим, а он так старался. Господи, как он старался… Он все время искал им какие-то подарки, он приглашал их на все банкеты, покупал им мебель…
– Кому – им? – спросил Андрей осторожно. – Родителям?
– Ну конечно, – кивнула она с горечью. – И ничего не помогало. Он даже сказал как-то, что никакими деньгами тут не поможешь, и званиями, и успехами…
– У него были вы, – сказал Андрей. – И дети. Этого должно было хватить…
Она взглянула на Андрея и, кажется, даже улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она. – Вы добрый и все хорошо понимаете. Конечно, когда появились мы, все это стало не таким острым. В нашей любви он никогда не сомневался.
– Вы… доверяли ему? – спросил Андрей.
– Что значит – доверяла? – не поняла она. – Как человеку? Как врачу?
– Как мужу, – бухнул Андрей, ожидая чудовищного всплеска эмоций. У него засосало под ложечкой. – Он был вам… верен?
Ничего не произошло. Она смотрела точно так же, очень благодарная ему за то, что он разговаривает с ней о муже. И лицо не дрогнуло. И голос не изменился.
– Как он мог быть мне не верен? – спросила она и, кажется, даже повеселела. – Вот и видно, что вы разведены. У вас собственный отрицательный опыт. Или… – она улыбнулась. Совершенно точно: теперь она улыбнулась. – Или вы узнали про… Элю. Угадала?
– Угадали, – сказал Андрей.
Может, она все-таки не в себе? Найти спиртного? Вызвать врача?
– Эля – Петина любовница, Андрей. И всегда была Петиной любовницей.
– Так, – сказал Андрей и закурил. – Понятно.
– Тогда, давно, именно Петя уговорил Сережу взять Элю на работу. Петя был в нее влюблен, хотя сперва, на курорте, ей нравился Сережка, и это было очень смешно. Так она на нем висла… Господи, да она была совсем девочка, лет девятнадцать! Ну, двадцать, может быть. А Сережа в таких вопросах был удивительно толстокожий. Он никогда ничего не замечал или не хотел замечать. Может быть, поэтому мы как-то удачно избежали обычных скандалов и ссор, которые бывают, когда люди не доверяют друг другу… Он никого не замечал.
Хотя были девицы, которые… Которым он нравился, так, скажем. Молод, богат. Длинный, тощий, дорого одетый. – Она улыбнулась, легко и любовно. – А Пете эта девочка сразу понравилась, и она как-то быстро взяла себя в руки и перестала за нами бегать. Уезжали они уже вместе с Петей, он ее провожал. И в Москве все развивалось очень бурно. Потом она ему надоела, и он ее бросил. Она осталась одна с ребенком и быстро поняла, что сможет тянуть из Сережи деньги. Сережа чувствовал себя ответственным за всех. За всю семью. За Петю особенно, ведь он его младший брат. Ну вот он и содержал ее и племянника. Петин ребенок – Сережин племянник, понимаете?
– Понимаю, – согласился Андрей. Оказывается, святым Серафимом оказался вовсе не Андрей Ларионов, а Сергей Мерцалов.
– Они очень из-за нее ссорились. Сергей считал, что, если уж получился ребенок, непременно нужно жениться. У него, конечно, были несколько… консервативные взгляды. А Петя не хотел ни в какую. И родители не хотели.
– А Эля?
– А Эле это было очень удобно. Вряд ли Петя смог бы давать ей столько денег, сколько Сережа. Он чувствовал себя виноватым и денег давал много… Он все время пытался заставить их выяснить отношения и пожениться. Он понимал, что не сможет везти на хребте еще и Петину семью до бесконечности. Но у него не получалось…
– Вы не знаете, он не был у нее в тот… день? – спросил Андрей.
Так. Нужно быстро нарисовать картину заново. Это все меняет. Абсолютно все.
– Был, конечно, – сказал Ирина. – Он к ней поехал из министерства. И звонил мне с мобильного, но у меня был пациент, и я трубку не взяла.
– А зачем он к ней поехал?
– Деньги повез, зачем же еще? Осень началась. Наверное, ребенку понадобились вещи какие-нибудь. Или Эле… – Она улыбнулась презрительно.
– А Петр не приезжал к ней в тот день, не знаете?
– Нет, – она покачала головой. – Сережка не говорил ничего. Наверное, не приезжал. Он редко у нее бывал. Его раздражало, что Сережка пристает к нему с какой-то бабой… Несмотря на то, что у этой бабы от него ребенок…
– Так, – сказал Андрей. – Так.
Ему нужно было быстро все проверить.
– Ирина Николаевна, вы здесь останетесь или в Москву вернетесь?
– Я пробуду здесь до пятницы, – ответила она твердо и взглянула Андрею в глаза. – В пятницу Сережины похороны. Вы придете?