Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
Клавдия вернулась на остановку. Куртка тяжело и влажно висела на плечах и совсем не грела. Нужно новую купить.
Какой-то человек прошел довольно далеко от нее и остановился у киоска. Она проследила за ним взглядом.
Руки замерзли, и она засунула их в карманы.
Пришел пустой автобус и, неуклюже пятясь, стал разворачиваться, расплескивая лужи.
Может, вернуться в метро?
Что там делать? Там светло и люди, но сидеть в метро до утра невозможно. Метро закроют, а Клавдию выгонят.
Господи, почему ей так страшно?! Ничего же не происходит. Она много раз возвращалась
Кому-то она нужна. Кому-то, кто уже давно наблюдает за ней. Может быть, наблюдает и сейчас.
Человек, у которого сегодня было вполне определенное задание, смотрел на нее из темноты. Она стояла очень близко и как-то странно жалась. Мерзла, наверное. Он решил изменить весь план своего не слишком сложного предприятия, когда увидел, что она не успела на автобус.
Пожалуй, лучше места не найти и ждать ничего не надо.
Он быстро посмотрел по сторонам.
Никого. Никто ему не помешает.
Он опустил руку в карман, нащупывая то, что там лежало, сделал шаг вперед и оказался у нее за спиной.
Клавдия почувствовала, как шевельнулись волосы на затылке, но оглянуться уже не успела. Ее сильно ударило сзади, головой вперед она полетела на асфальт и, кажется, что-то еще раз ударило ее под коленки. Со всего размаха она упала лицом вниз – в черную грязную воду.
Андрей открыл дверь своей квартиры и неизвестно зачем сказал громко: – Я дома!
Он всегда так говорил, когда возвращался с работы.
Без него квартира как будто остывала, и ему хотелось сразу включить везде свет.
Если бы у него была собака, она бы уже выбежала навстречу, обезумев от счастья, и прыгала бы, и вскидывала лапы, и тыкалась мордой в его колени, и порывалась лизнуть.
Не хнычь, приказал себе Андрей, с кряхтеньем расшнуровывая ботинки. Какая еще собака!
Он прошел в кухню и остановился посередине, раздумывая. Потом снял трубку и набрал номер. Никто не отвечал, и он стряхнул на запястье застрявшие под водолазкой часы.
Девять.
И где же она может быть?
Он достал из внутреннего кармана куртки записную книжку и проверил номер. Набрал снова. Безнадежные сонливые гудки кололи ему ухо.
Да где она, черт бы ее взял?! У Таньки?
Он набрал Танькин номер, но там трубку снял довольно удрученный Павлов и сказал, что жена его, Андреева сестрица, сегодня ночует с шефом в Сергиевом Посаде.
– Что значит – ночует с шефом? – переспросил Андрей голосом майора Ларионова.
Да то и значит. У шефа там совещание, они ночуют в гостинице, потому что с утра совещаются опять. И если Ларионов думает, что ему, Павлову, все это очень нравится, то он может проваливать к черту.
– Ладно, не злись, – сказал Андрей своему зятю. – Всего одна ночь…
Павлов, не стесняясь в выражениях, послал Ларионова подальше и повесил трубку. Они очень хорошо относились друг к другу, понимали и уважали один другого, поэтому вполне могли позволить себе время от времени не обращать внимание на политес.
Андрей
Он стянул свою шикарную кашемировую водолазку – Танькин подарок – и надел любимый бесформенный свитер с дырками на локтях, старательно заштопанными мамой.
Он надеялся, что прошло хотя бы минут двадцать.
Оказалось – пять.
Он уложил на раскаленную сковородку мясо и снова набрал номер. Никто не отвечал.
Рассеянно посвистывая, он посолил и поперчил свой ужин, и тут заверещал телефон. От неожиданности Андрей обжегся, выругался и схватил трубку.
– Да!
– Андрей, – сказала ему бывшая жена с кроткой печалью в голосе, – видишь, как все получилось? Я же специально звонила тебе, чтобы ты занялся этим делом. А ты? Давай встретимся, Андрей. Я считаю, что тебе нужно серьезное и продолжительное лечение. Если ты не хочешь лечиться, тебе в ближайшее время придется оставить работу.
От ненависти у него потемнело в глазах. Он заставил себя крепко взяться за край плиты, чтобы не начать бить посуду.
– Жанна, – попросил он хриплым от ненависти голосом, – я прошу тебя… нет, я умоляю тебя – не звони мне больше. Или я за себя не отвечаю.
– Андрюша! – воскликнула бывшая жена со жгучим сочувствием в голосе. – Ты напрасно думаешь, что я не понимаю тебя. Я понимаю тебя лучше, чем кто бы то ни был. Я врач и знаю, как мучительно ты переживаешь то, что случилось. Но я-то всегда знала, что рано или поздно это должно было произойти. Рано или поздно существующий только в твоем воображении профессионализм должен был изменить тебе. Ты оказался перед лицом проблем, с которыми не можешь справиться. У тебя наконец-то открылись глаза. Ты понял, что впустую растрачиваешь жизнь, убеждая себя, что делаешь нечто важное и нужное.
Что было у него в башке, когда он решил, что эта женщина может быть его женой?! Почему он жил с ней, спал с ней, возил ее в Отрадное, выслушивал ее наукообразный обезьяний бред?!
Он занимает телефон, а между прочим, ему должна звонить Клава Ковалева. Может, она уже дома.
Почему-то всю его ярость как рукой сняло, и, не дослушав, он сказал в трубку ледяным тоном майора Ларионова:
– Вот что, дорогая моя бывшая жена Жанна. Как мы уже установили, я – элемент социально опасный. При этом я майор, работаю в уголовке и знаю всех и вся, начиная от руоповцев и кончая налоговиками. Если ты еще раз позвонишь мне, вот просто позвонишь, и все, я устрою вашей психотерапевтической конторе такую развеселую жизнь по линии пожарников, налоговой инспекции и санэпидстанции, что твоему любимому шефу мало не покажется. Кажется, он еще любил переночевать в моей квартире? Я обещаю это тебе совершенно серьезно. Профессионал я никакой, это мы тоже установили, зато я ловко могу испортить жизнь кому угодно. Это понятно?