Миф об идеальном мужчине
Шрифт:
И я ей сказала. Мне пришлось ей сказать, иначе она от меня не отстала бы…
– Что сказать? – потребовал он.
– Ну, что я… Я… – Она старательно пыталась выговорить это, но у нее не получалось. Она вырвалась из его руки, отвернулась и тогда выговорила: – Что я влюблена в тебя. Давно, всю жизнь.
Значит, Танька знала.
Его сестра знала, что Клавка влюблена в него, и за шесть лет ни слова ему не сказала.
Кто еще знал? Мама? Папа? Павлов? Все, кроме него?
Ну, погоди, сестрица, приедешь ты из своего Сергиева Посада, я с тобой
– Ты не пугайся, – попросила Клавдия. – Я, честное слово, не буду к тебе приставать. И навязываться тоже не буду.
– Я не пугаюсь, – возразил он, досадуя на нее, что она может заподозрить его в такой глупости, и потеснее прижал ее к себе. Становилось холодно.
– Давай одеяло достанем, – предложил Андрей. – Ты не замерзла?
– Не-ет, – протянула она. – Ты очень теплый. Как печка.
Он засмеялся, но все-таки достал одеяло. И постелил простыню, и положил подушки.
– Я думала, что этого никогда не будет, – сонно сказала Клавдия, устраиваясь у него под боком. – Но я мечтала о тебе, Андрюшка, как я о тебе мечтала…
– Нашла, о ком мечтать, – сказал он растроганно и натянул на нее одеяло повыше. – Поспи.
– Мне жалко, – пробормотала она, засыпая, – мне жалко тратить время на спанье. Это же в первый раз… и может быть, больше никогда…
– Не выдумывай, – сказал он и поцеловал ее за ухом. И – не удержавшись – еще и еще раз. – Спи.
Она ровно задышала ему в бок, и он почему-то опять вспомнил деда с прадедом.
Небось они все придумали. Точно, это они. Два неугомонных старикана подсунули ему Клавдию и заставили десять лет бегать по кругу, как припадочная коза, чтобы в конце концов оказаться на том же самом месте.
Единственно правильном месте, где они лежат, тесно прижавшись друг к другу, и она ровно дышит ему в бок.
Клавдия проснулась от того, что рядом с ней что-то изменилось. Она проснулась, очень свежая и прекрасно выспавшаяся, и долго лежала, не открывая глаз и с удовольствием вспоминая сон, который ей приснился. Под одеялом было тепло, а вокруг холодно. У нее даже нос замерз, и она сунула его под одеяло.
Сон был изумительный. Как будто Андрей Ларионов занимался с ней любовью. И это было… необыкновенно. Не зря она ждала так долго. Она, наверное, интуитивно знала, что Андрей из тех мужчин, которых можно ждать сколько угодно.
Зато уж когда дождешься, жизнь становится совсем другой. Особенной. Не похожей на прежнюю.
Она забралась поглубже под одеяло. Может, удастся еще немного поспать и она увидит продолжение? Как в сериале.
Одеяло было легким и теплым и просто громадным, как десантный парашют. Под ним слегка пахло Андреем и еще чем-то, и Клавдия быстро открыла глаза.
Это было не ее одеяло. У нее такого отродясь не было. Это даже не одеяло, а целая перина. И комната не ее. Она села, придерживая на груди перину. Внутри ей было немножко больно, и она наконец-то сообразила, что ей ничего не приснилось.
Она в комнате у Андрея, на диване Андрея и под его одеялом.
Она охнула и зажала рот рукой. Господи, что она наделала?!
Ничего особенного. Просто только что переспала с Андреем Ларионовым. Она посмотрела на часы. Начало второго. Спала она от силы час.
Как же это получилось? Зачем они сделали это?! Ему-то ничего, он завтра все забудет, а она как будет жить, зная, что это такое – заниматься любовью с Андреем Ларионовым?! Как завтра она вернется в свою пустую квартиру, к своему Сене и капусте, как будет работать, зная, что больше никогда…
Она даже заскулила от ужаса.
Пусть бы все оставалось по-прежнему. Пусть бы она только мечтала о нем, потому что, неосуществленная, эта мечта не могла ее убить. Осуществленная, она была по-настоящему опасна.
Он ни в чем не виноват. Он пожалел ее, бедную и несчастную, прибежавшую к нему среди ночи в мокрой и грязной куртке, в джинсах, порванных на коленях, трясущуюся от страха и холода. Он пожалел ее, как жалеют брошенных собак и выносят им остатки от ужина, но мало кто берет их к себе, спасая по-настоящему.
Клавдия выпрямилась на постели и, сколько могла, расправила плечи. Она не станет навязываться. Она не даст ему никакого повода для жалости. Один раз пожалел – и хватит. Она уберется из его жизни, она никогда больше не напомнит ему о себе, она…
– Я тебя разбудил? – приглушенно спросил он от двери.
Она сильно вздрогнула и оглянулась. Свет из коридора бил ему в спину, поэтому она видела только силуэт – широченные, в дверной проем, плечи, могучая шея, ежик волос на голове, рельефные ноги.
– Прости, – сказал он, подошел и сел на диван. – Я не хотел. Я думал, что тебя теперь пушкой не разбудишь.
Она молчала, и в темноте он не мог рассмотреть выражение ее лица, поэтому он просто потянулся, легонько толкнул ее на спину и навалился сверху.
– Я не могу дышать, – пискнула она.
– Я тоже, – признался Андрей и поцеловал ее. – Как, черт возьми, нам теперь быть?
Он начал свои дьявольские поцелуи от макушки и уже дошел до шеи.
– Как нам быть? – переспросил он и поднял голову. Его глаза в темноте казались совершенно черными. – Как нам быть, если мы оба не можем дышать?
– Слезь с меня, – попросила она, боясь, что сейчас заплачет и убежит. Все это было как в сказке. Все это было лучше, чем в сказке.
Он чуть подвинулся, но Клавдию не отпустил.
– Я встал потому, что мне еще нужно поработать, – сказал он с сожалением. – Если я засну рядом с тобой – все. Пропала моя работа. А мне нужно, понимаешь?
– Понимаю, – ответила она осторожно. Он как будто извинялся или оправдывался, и это ее смущало.
Теперь он целовал сгиб ее локтя, и она готова была плакать от удовольствия. Ни в одной медицинской книге Клавдия не читала, что сгиб локтя – это исключительно чувствительное место. Потом он переместился на ее живот, и оказалось, что живот тоже исключительно чувствительное…