Миф Свободы и путь медитации
Шрифт:
Итак, дхьяна, или дзэн, представляет собой состояние без наблюдателя. Когда мы говорим об осознании в поверхностном смысле, мы имеем в виду эгоцентрическое наблюдение: мы знаем, что делаем, знаем, где нам надлежит быть, как обращаться с ситуацией, — все это очень сложный процесс. Нам приходится не упускать из виду ситуацию и самих себя, следить за тем, как мы с ней справляемся, какое влияние на ситуацию оказывают наши действия. Нужно одновременно делать так много различных вещей, что мы опасаемся утратить контроль над положением, — а потому должны быть чрезвычайно бдительными и осторожными. Старание находиться в таком состоянии
Осознание в смысле дзэн гораздо проще. Тибетское слово для обозначения этого состояния — самтэн (samten, или bsam gtan). Сам означает «осознание», тэн — «сделать устойчивым». Следовательно, самтэн означает устойчивое, не невротическое, а здоровое осознание в том смысле, что существует очень немного вещей, за которыми нужно следить, потому что все упрощено до одной-единственной ситуации. Если есть простота и простор, то действия и качества бодхисатвы — парамита, великодушие, терпение, энергия, дисциплина и другие — видны как отличные друг от друга процессы. И когда эти процессы совершаются в широко открытой ситуации, не возникает никакого конфликта между великодушием, терпением и остальными качествами: они могут сочетаться и дополнять друг друга.
Простор дхьяны, или всеохватывающего осознания, способствует дальнейшему развитию праджни — когда проявляется резкий, точный, жалящий аспект пространства, подобный свежему холодному зимнему воздуху: он чист, прохладен, ясен. До шестого бхуми — созревание праджни — действия бодхисатвы отражают скрытую, тонкую психическую установку. Чтобы видеть сквозь нее, бодхисатва еще не обладает достаточной ясностью и пробужденностью. Но праджня прорывает благочестивую структуру этой установки — его необыкновенную сострадательность, искусные и осмотрительные действия, способность справиться с любой ситуацией (бодхисатва подобен медовому сиропу — приятен, добр, мягок и в то же время неуловим). Праджня пронизывает любую тонкую структуру ума, любую склонность к добродетели или манипуляциям, любые застывшие понятия.
Чем дальше развивается прорыв праджни, тем больше разворачивается следующая стадия — седьмой бхуми, упайя В некотором смысле такое действие гораздо легче обычного, выполнить его проще, чем осознанно заварить чашку чая.
В начале пути бодхисатвы есть огромная радость понимания того, что мы обладаем всеми богатствами и умениями, что мы — целостные человеческие существа. Движение дальше, за пределы этого уровня, не сопровождается самоосознанием; но и безличное осознание становится еще одним видом самоосознания. Мы все еще пользуемся опорными пунктами —хотя и в трансцендентальном смысле; тем не менее мы подтверждаем и укрепляем наш опыт. Затем, преодолев седьмой бхуми, мы начинаем пробиваться сквозь эту преграду, применяя совершенные искусные средства. И в конце нам уже не нужно оглядываться на опорные точки, нам вообще не нужно продолжать путешествие. Наш путь становится эволюционным процессом, в котором разворачивается новая сила, совершенная, просветленная сила. Она-то и ведет нас к десятому бхуми, или дхармамегхе, то есть «облаку дхармы», к развитию парамиты еше (yeshe), или мудрости (санскр. jnana).
Мудрость — это не-отождествление с учением, не-отождествление с путем, не-отождествление с техникой. Бодхисаттва более не отождествляет себя с путем, потому что он стал путем. Он есть путь. Он работал над собой, шел по самому себе, пока не сделался путем, а также повозкой, а также тем, кто на ней едет, — всем этим одновременно. Он и есть видение, энергия, искусные средства, великодушие, знание, всеохватывающее осознание. Это состояние невыразимо могуче; но в то же время, находясь в десятом бхуми, бодхисатва бессилен, ибо полностью обусловлен путем Будды. Это звучит парадоксально, но это именно так.
Существует притча об одном индийском царе, которому придворные прорицатели сообщили, что в ближайшие семь дней будет идти особый дождь: его вода вызывает безумие. Царь собрал и спрятал огромные запасы чистой воды с таким расчетом, что, когда пойдет дождь, все его подданные потеряют рассудок, а он один сохранит его. Но спустя некоторое время он понял, что не сможет общаться с ними, так как они принимают мир безумия за реальный и могут нормально работать только в мире, созданном их взаимным безумием. Поэтому царь в конце концов решил оставить свой запас чистой воды и пить воду безумия.
Это довольно-таки обескураживающий способ описать просветление, но притча оказывается очень сильной. Если мы решаемся выпить воду безумия, у нас больше нет опорной точки. И тогда всеобщее просветление есть всеобщее безумие. Но по-прежнему существует царь со своими поданными, и они должны вместе как-то управлять миром. Управление миром становится выражением здравого смысла, потому что нет опорной точки, с которой можно было бы сражаться. В целом путь бодхисатвы по-своему логичен, но в то же время есть в нем и нечто чрезвычайно нелогичное.
Капитуляция
Первоначально преданность бывает внушена чувствах неадекватности: мы начинаем понимать, что неспособны справиться с жизнью, что заблуждались на ее счет Даже те небольшие маяки, которые вроде бы светили нам среди темноты, оказываются весьма уязвимыми; таким образом, на ступени хинаяны преданность порождается чувством нищеты. Мы находим убежище в будде, дхарме, сангхе; мы чувствуем, что запутались в жизненных проблемах. Нам не удалось свить себе уютное гнездо. Мы хотим изменить свой болезненный, полный клаустрофобии мир.
Вы можете возразить на это, что некоторые люди подходят к пути с более оптимистической мотивацией. Возможно, у них был какой-то сон, какое-то видение, какое-то прозрение, и это вдохновило их на более глубокие искания. Возможно, они располагают деньгами, чтобы полететь в Индию, или у них оказывается достаточно храбрости и энтузиазма, чтобы добираться туда на попутных автомашинах. Так у них появляются всевозможные экзотические и вдохновляющие переживания. Кто-нибудь, приросший к Нью-Йорку, пожалуй, сочтет это великолепным и героическим путешествием. Но, в сущности, такие люди все еще обладают психологией нищего.
Хотя их первоначальное вдохновение могло быть достаточно мощным, у них все же нет уверенности относительно того, как взяться за дело. Они чувствуют, что эта наука слишком драгоценна, слишком богата, им ее не усвоить. Они сомневаются в своей способности овладеть духовной дисциплиной. И чем менее состоятельными они себя чувствуют, тем более преданными учениками становятся. По сути, такая преданность заключает в себе и оценку объекта преданности: чем беднее вы себя чувствуете, тем богаче, по контрасту, кажется вам гуру. Чем больше разрыв между его и вашим багажом, тем сильнее ваша преданность. И тем сильнее ваше желание что-то отдать ему.