Миф, в который мало кто верил
Шрифт:
– Что Вы делаете? – взвизгнула Шиккви, падая, их тут же отбросило взрывной волной на самое дно оврага. Шиккви потеряла сознание всего на миг, а когда очнулась, автобус уже тронулся, и её крик попросту не был услышан. Шиккви повернулась к брюнету:
– Что Вы наделали?! Томови… Томови, Вы живы? – она рванулась к замершему в странной позе побледневшему мужчине, но он жестом указал ей не приближаться.
– Кажется, да, – он со стоном левой рукой сдёрнув разорванную осколками куртку (кровь струйками стекла с подкладки на песок), осмотрел правую руку, повреждённую осколком. – Ого, как кровит…
Застиранная
– Вы ранены…
– Не впервой… Отойди, выпачкаешься, я сам как-нибудь…
– Давайте, помогу, я не боюсь крови, – Шиккви почти мастерски перевязала руку Томови. – Благодарите Бога, что кость и вена не задеты. Вы ещё легко отделались.
– Я? Да, осколок прошёл по касательной, только на этом месте могла оказаться твоя голова, – он поморщился, накидывая на плечи куртку подкладкой вверх и наблюдая за реакцией Шиккви.
– Что-о? – она испуганно упала на колени.
Впереди, на склоне холма грохнул взрыв. Оба посмотрели туда и ужаснулись: от автобуса, в котором совсем недавно оба ехали, остался лишь оранжевый передок, неестественно торчащий из огромной воронки. Клубы пара из-под капота смешались с оседающей пылью. Верхушка холма секунду спустя в полной тишине осыпалась и накрыла останки автобуса. Стало ясно, что спасать там некого.
Томови отвернулся, потирая щиплющие глаза. Шиккви почувствовала удушье, внезапно накатила тошнота, её выдрало.
Когда нервы немного успокоились, Томови Скью здоровой рукой поднял её за плечо, сказал:
– Идём. В полукилометре отсюда, вон за тем холмом, – он указал пальцем южнее останков автобуса, – воинская часть, может, там помогут…
Шиккви не спрашивала, откуда Томови знает про военных, она всё ещё не оправилась от шока, подумать только – она сегодня дважды чуть не погибла и оба раза только благодаря Томови…
Военные обработали, заштопали и перевязали рану Томови, напоили обоих и снабдили сухим пайком и лекарством на первое время, указали направление ближайшего эвакопункта (не того, куда ехал автобус, отметил про себя Томови) и выпроводили за ворота.
Сутки сложного пешего перехода по холмистой местности – и всё за тем, чтобы узнать: эвакопункта больше нет. Рации, естественно, тоже.
Скью жестоко выругался и тяжело опустился на груду развалин возле покосившегося забора.
– Могли бы то же самое сделать по-древнеязычному, – съязвила Шиккви и уселась неподалёку.
Ей хотелось оказаться сейчас подальше отсюда, Томови её раздражал то своим молчанием, то неумелыми попытками завязать разговор – ну не было общих тем у подростка и лингвиста, слишком долго занимавшегося наукой.
– Да, наверное, мог бы. Извини.
Томови был почти в панике: за то время, пока они были в пути, линия фронта могла сместиться настолько, что бывший эвакопункт, разбомблённый несколько дней назад, оказался теперь в тылу мутантов. Скью старался не подавать вида и ограничился тем, что зачерпнул горсть камушков, перетёр их в ладони и со злостью отшвырнул от себя.
Небо заволокли тучи, пыльные окрестности оросили первые капли.
– Идём, – он поднял заметно полегчавший вещмешок и попытался улыбнуться Шиккви.
– Куда? – капризно простонала она. – Я устала, я больше не могу…
– Идём, – повторил он, оглядываясь, – смотри, там ручей, напьёмся, отдохнём, ты меня перевяжешь.
– Никуда не пойду, – упрямилась Шиккви, – я тут останусь.
– Не спорь, – Скью почти силой потащил её ко дну неглубокого оврага, не обращая внимание на слабое сопротивление и хныканье девочки.
Вода ручья и проглянувшее солнышко привели её в чувство, во время скудного обеда она даже улыбнулась в ответ на какую-то шутку Томови. А потом вдруг накатило чувство безысходности: никто не знает, что они здесь – без связи, военные неизвестно когда сюда придут (если придут вообще), значит, им никто не поможет! Шиккви привалилась к тёплому склону оврага и тихо заплакала.
Томови вздохнул – он не знал, как вести себя, впрочем, растерянность скоро прошла: необходимо было срочно решать, где укрыться на ночь, куда идти дальше и чем в это время года можно прокормиться, поскольку даже при самом строгой экономии того, что осталось от сухпайка хватит раза на два – не более.
Лингвист медленно встал и начал подниматься по склону, осматриваясь. Эти места были ему когда-то знакомы, если он не ошибается, им нужно взять немного на север, и там за пригорком… Он решил проверить предположение, это был, пожалуй, их единственный шанс.
– Вы куда? – услышал он гнусавый голосок Шиккви. Она чихнула, потирая предплечья. Не подхватить бы ей простуду…
– Я скоро, – ответил он, обернувшись, – разведаю кое-что и мигом назад.
– Я с Вами, – она вскочила, утёрлась и снова чихнула.
– Ладно, захвати вещи, сюда мы навряд ли теперь вернёмся, – Томови вздохнул.
Да и зачем? Даже если то место, о котором он вспомнил, разрушено до основания, оттуда можно добраться до Старой Дороги, где гораздо больше шансов встретить людей, чем на дне оврага.
Вскарабкались наверх, снова заморосил дождь, стало заметно прохладнее. Что ж, тем легче дорога. Впереди, среди заросших травой траншей, в гуще деревьев показалось нагромождение камней высотой метров шесть.
Когда-то, вне всяких сомнений, это было величественное сооружение, его украшали 18 статуй – в облике людей (похожих и в то же время совершенно разных) далёкие предки увидели своих богов, их изваяниями они окружили некогда прекраснейший Храм Пришествия, построив его на самом низком в округе холме. Холм был обнесён тончайшей декоративной изгородью, увитой благоухающими цветами, зелень искусно посаженных и подстриженных деревьев вокруг вносила тогда в эту картину ощущение гармонии, великолепия и торжества. Ежегодные праздники были когда-то многолюдны и зрелищны, символизируя пришествие мудрых и сильных богов к слабым беззащитным людям, после чего наступил расцвет цивилизации. Со временем вера угасала, празднования становились менее искренними и более формальными, затем прекратились вовсе, но даже теперь, сотни лет спустя, Храм Пришествия был величественен в своём запустении. Снаряд, угодивший в северо-западный придел храмового комплекса, не смог разрушить его полностью: часть построек была сметена, но основное здание пострадало лишь отчасти и, похоже, только снаружи. Изгородь, местами погнутая, сохранилась, никакие цветы её, конечно, уже не украшали; деревья разрослись так, что очертания Храма с большим трудом угадывались с вершины холма, куда поднялись Шиккви и Томови.