Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад
Шрифт:
– Хрен тебе, Остер! – зарычал в ответ Хэллоран. – Я буду первым. Иначе нечестно: ты здоровее.
С этими словами он, не дожидаясь новых рассказов о том, чего Джастин Остер никогда в жизни не пробовал, врезал ему от души, и оба как друг на друга набросятся! Замелькали кулаки, зазвучали глухие шлепки ударов, брызнула кровь. Минуты не прошло, как оба рухнули наземь, в лужи пролитой колы, в грязь, не просохшую после недельной давности ливня, и покатились клубком, вцепившись один другому в волосы и кусаясь, так что и дракой всего этого не назвать. Я задержалась там еще ненадолго, а Койот, затянувшись табачным дымком, оторвал взгляд от дерущихся и взглянул на меня.
«Глянь-ка, сестренка, как стараются», – прозвучал
Перед Балом выпускников нам все чуть не испортил Ла-Грейндж. То есть «Ковбои» из Ла-Грейнджа. Их кью-би – о, это было нечто! Весь из себя цветущий блондин, скромный, застенчивый здоровяк с квадратной челюстью и рукой такой верной, будто кто-то оптический прицел на нее навесил. Бобби Жао, № 9, 300 фунтов в жиме лежа, мать – Мисс Масляный Фестиваль тысяча девятьсот лохматого года, отец – владелец сети из семи ресторанчиков (пирожный король Юга!), плюс удивительно талантливо, задушевно играет блюграсс на гитаре. Все колледжи уже выстроились к этому парню в очередь с букетами гвоздик и шоколадками, а мы ненавидели его так, точно сами, только на этой неделе, сотворили ненависть в школьной лаборатории и сберегли для особого случая. То есть для Бобби Жао с его утырочной хипстерско-крунерской [16] соломенной шляпой. Только Койот им себе голову не забивал.
16
Крунер – исполнитель песен (особенно кантри) в задушевной, «мурлычущей» манере.
– Скажи, что ты с ним делать-то собираешься? – запальчиво спрашивали парни.
А Койот только сплюнул на асфальт автостоянки и говорит:
– Видал я этих «Ковбоев».
Там, куда он сплюнул, на глазах у всей линии атаки заблестели странные кристаллики – уж Джимми Мозер (сэйфти, № 17) точно должен был видеть такие же в трейлере своего дядюшки возле Сорокового шоссе, но я – вы ж меня знаете – не сказала ни слова. Впрочем, парни к ним не приглядывались. Вместо этого почесали в затылках и хором затянули свой племенной клич, вопрос-ответ:
– На озеро вечером едем? Да! Да! Да!
– А давайте и Бобби Жао возьмем, – вдруг говорит Койот.
Глаза его округлились, озорно, радостно заблестели: дескать, давайте, дескать, здорово выйдет!
– Э-э… это с чего бы? – насупился Джимми. – Без лишних деликатностей говоря, ну его нах, этого типа. Он нам враг.
А Койот ворот кожанки кверху поднял и выдернул из волос Джимми опавший кленовый лист цвета злобы. Нежно так выдернул, ласково. «Ты – мой малыш, я тебя от сора очищу, и шкурку дочиста вылижу, чтоб ничего злого, красного в головке твоей не осталось», – будто бы говорили его пальцы, однако язык сказал совсем другое:
– Сынок, то, чего ты не знаешь о враге, можно лить в уши всей команде до самого смертного часа.
Уж если Койот называет тебя «сынком», знай: стыд тебе и позор!
– Только сосунки могут думать, будто врагов нужно бить. Побить их нельзя, ни за что. Не побьешь ты того, кто появляется из ниоткуда в четвертой четверти, чтоб отнять у тебя твое, а тебя ткнуть мордой в грязь и держать, покуда не захлебнешься. Не побьешь ты того, с кем непременно, заведомо придется столкнуться, потому что для этого ты на свет и рожден. Не побить тебе ни ящерицы, стерегущей Солнце, ни человека, не желающего, чтоб ты учил его кукурузу сажать. Врага нужно хватать за уши и трахать да трахать, пока не прилипнет, не привяжется к тебе так, что жену твоим именем называть начнет. Врагов, Джимми, нужно поглощать. Лучшее, что можно сделать с врагом, – подтащить кресло к его очагу,
Подтянув поближе к себе Синди Джерард (нижняя в пирамиде, руки – что березовые стволы), Койот выхватил у нее из рук банку малиновой шипучки и надолго запрокинул голову, вливая в горло сладкую розовую жидкость.
– Или пусть просто полюбит тебя до слез. Как больше нравится.
Джимми заметно съежился, покосился на Остера с Хэллораном, на скулах которых еще цвели блекнущими фиалками синяки, по-жеребячьи заржал и спросил:
– Как думаешь, какой будет разница в счете?
Койот молча, компанейски, двинул его в плечо и поцеловал Синди Джерард, а я почуяла малиновый аромат их поцелуя, хоть и стояла по ту сторону общего круга. Сентябрьский ветер разделил тот поцелуй на всех, точно целый мешок обещаний.
Вот так-то Бобби Жао и появился в тот вечер у озера, за рулем насвежо отполированного черно-серебряного, цветов «Ковбоев», полуторного пикапа с этакими фарами, вроде лягушечьих глаз, на крыше. Сбросив дурацкую соломенную шляпу, он принялся вытаскивать из кабины бочонок, лежавший на пассажирском сиденье. Едва завидев эту огромную серебристую луну, привезенную на вечеринку самим пирожным принцем Юга, Генри Диллард (лайнбэкер [17] , № 33) и Джон Вик (лайнбэкер, № 34) поспешили помочь ему с выгрузкой, и Бобби Жао мигом сделался для всех своим. Жертва принята. Просто клади сюда, на алтарь, а мы вспорем это блестящее брюшко и выпьем, что там припасено внутри. А припасенное внутри оказалось золотистым, сладким и пенящимся, как море!
17
В американском футболе – игрок второй линии защиты.
Койот лежал рядом со мной, в кузове моего порядком раздолбанного пикапа, на шерстяном одеяле с кактусами и лошадьми, укрывшись другим одеялом, с силуэтом волка, воющего на луну, чтоб в этом тайном, теплом убежище, созданном из жуткого тряпья работы какой-то мамочки-хиппи, незаметно для всех запускать пятерню мне под лифчик. Остальные шумели у пивного бочонка, а Сара Джейн хохотала, будто бы говоря: «Наливай, наливай, и, может быть, я покажу тебе кое-что стоящее».
– Давай, Кролик Банни, – шептал Койот, – не в первый же раз.
Глупость мальчишеская… но, сказанные Койотом, эти слова пробирали до самых костей, напоминая обо всем, что мы проделывали прежде, не раз и не два, вытесняя из памяти всю жизнь, прожитую без Койота. Оставляя лишь ту, что начал для нас обоих он, на берегу озера, под волком, воющим на луну, накрыв ладонями мои груди, точно собственные сбережения. Я знала его, как никто другой. Да, теперь-то все они так говорят – и Сара Джейн, и Джессика, и Эшли, и Синди Джерард, и Джастин Остер, и Джимми Мозер, но я знала его взаправду. Не только на вид, но и на ощупь. В конце концов, сколько раз мы с ним все это проделывали…
– Каждый раз должен чем-нибудь да отличаться, – сказала я в темноту кузова. – Иначе и смысла нет. Придется тебе всякий раз меня уговаривать, да понежнее. Чтоб я считала себя особенной. Придется тебе надеть уши и хвост и призывать ко мне дождь, не то удеру прочь с каким-нибудь кью-би из «Буревестников», а ты останешься позади пыль глотать.
– Я и прошу тебя нежно. О, ты, крольчиха моя, моя быстроногая Банни, повремени удирать, позволь сделать то, чего мне хотелось бы.
– Чего же ты хочешь?