Мифология «голодомора»
Шрифт:
«Национализация земли представляется правительству гибельною для страны…»
Пожалуй, но не менее гибельной оказалась и не национализация. В том положении гибельны были все пути.
«Нужно ясно себе представить цель, а цель у правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское землевладение, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть будет наследственная. Такому собственнику-хозяину правительство обязано помочь советом, помочь кредитом, то есть деньгами».
Это и есть золотая правда столыпинской реформы. Вот только опять же маленькая терминологическая неувязка, которая вновь всплывет спустя 80 лет уже в «перестроечной» прессе. Если мы обратимся к истокам либерализма (а именно либерализм является идеологией капитализма), то мы легко выясним один замалчиваемый нынче нюанс: как сословное общество неотделимо от права рождения, так либерализм неотделим от имущественного ценза. Когда говорят о правах граждан, гражданин начинается с определенной суммы личного состояния; да и сегодня, когда говорят о правах человека, человек тоже начинается с определенной суммы дохода, личного ли, национального ли… Те, кто ниже данной планки, — ниже и прав…
Итак, кто тот «крестьянин», которого правительство желает видеть богатым и достаточным? Каким образом он достигнет достатка, если земли на всех не хватит при любом раскладе? И тем более, каким образом он достигнет достатка, если дело вообще не в земле? Никакие прибавки земли не сделают 10 миллионов бедняков успешными хозяевами. Хотя бы по той простой причине, что хозяйства их останутся мельчайшими и отсталыми: лошадь, соха, серп, навоз…
Ясно, что ставку премьер делал на те 25 % сельских хозяев, производителей товарного хлеба из сталинского доклада. Именно им он хотел развязать руки, дать возможность получить свои наделы в собственность и, главное, прикупить еще земли, чтобы они могли создать культурное крестьянское хозяйство.
Что ж, умно, красиво, но…
Но что будет с остальными? Ведь чтобы «культурный крестьянин» мог купить землю, «некультурный крестьянин» должен ее продать. Куда он денется после этого? В батраки? Но даже при отсталом российском земледелии деревня была перенаселена: в ней насчитывалось лишних 25 (в среднем) [110] миллионов человек. А в культурном хозяйстве рук требуется меньше, значит, лишнего населения будет еще больше. Что с ними-то станет? Переселятся в города? Но города России не способны принять столько людей. Уедут в колонии? Но у России нет колоний. Есть Сибирь, однако она тоже не может принять столько народу, да и средний российский крестьянин не очень подходит для этого сурового края. Так что будет с этими людьми в случае успеха столыпинской реформы?
110
По разным оценкам, от 20 до 32 млн человек.
Если премьер не задавал себе этого вопроса — он безответственный авантюрист. А если задавал, то должен был найти и какой-то ответ. Как бы то ни было, этот ответ он не озвучил.
Крестьяне же поняли его сразу и однозначно. Деревня буквально взвыла. Общее мнение высказала Рыбацкая волость Петербургского уезда:
«По мнению крестьян, этот закон Государственной Думой одобрен не будет, так как он клонится во вред неимущих и малоимущих крестьян. Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам».
Это лишь один пример — но такие письма в Государственную Думу шли сотнями. Деревня разделилась на три категории: крепкие домохозяева, заинтересованные в собственности на землю, самые слабые, которые брали участки, чтобы их тут же продать, и основная масса, вообще не признававшая частной собственности на землю.
Перезагрузка и ее результаты
Повторим еще раз: основная проблема аграрного сектора России заключалась даже не в мелком, а в мельчайшем размере хозяйств. Этот порок Столыпин и вознамерился разрушить. А поскольку гарантом уравнительного землепользования являлась община, значит, требовалось уничтожить общинное землевладение, заменив его частной собственностью на землю — чтобы ее можно стало продавать и покупать. А потом предоставить все естественному ходу вещей.
Основой столыпинской аграрной реформы стал указ от 9 ноября 1906 года «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования». Согласно ему, каждый домохозяин, владеющий землей в общине, мог в любой момент потребовать укрепления своего надела в личную собственность. По его требованию все полоски должны быть сведены в единый надел, который назывался «отрубом», а если участок находился в стороне от деревни и на нем стоял дом владельца — то «хутором». Если сельский сход не соглашался, крестьянин мог обратиться к земскому начальнику, который и решал вопрос. Разрешалась купля-продажа земли, правда, с ограничениями: земля могла быть продана только крестьянам, крестьянским обществам и товариществам. Взять же землю в залог мог лишь крестьянский банк (в результате чего оный банк быстро стал одним из главных земельных спекулянтов).
14 июня 1910 года был принят закон «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении». Согласно ему, во всех общинах, в которых не было переделов с момента наделения землей, вводилась частная собственность на землю. Их члены получили права собственности вне зависимости, просили они о том или нет. В Европейской России таковых было 125 тыс. общин и селений, составлявших 58,5 % от общего их числа. В них насчитывалось 3,7 млн домохозяйств (около 25 % общего числа) с наделами общей площадью 33,7 млн десятин [111] (около 25 % общей площади надельной земли). Таким образом, в эту категорию вошли небольшие общины, имевшие относительно много земли (по 10 десятин на хозяйство).
111
Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник // http://istmat.info/node/166.
Это, конечно, уже чистейшая приписка, которую в результаты реформы включать нельзя. Хозяева, которые подавали прошения об укреплении земли в собственность, соглашались с правом купли-продажи земли, а тех, что были, согласно указу от 14 июня, назначены собственниками, об этом никто не спрашивал. Суть общинного землевладения была ведь не в переделах, а в запрете купли-продажи земли.
За исключением этого указа, каков был результат первых десяти лет реформы?
Разбираться в российской статистике, конечно — то еще удовольствие! Исследования производились самые разные, по разным выборкам: то 25 губерний Европейской России, то 40, то 47 губерний. О какой-либо точности говорить не приходится, но общее направление все-таки проследить можно.
Возьмем все тот же сборник РАН «Россия в 1913 году» и посмотрим, что у нас произошло с землей.
Согласно данным по 40 губерниям, к 1915 году подали требования об укреплении земли в частную собственность около 2,7 млн домохозяев. Из них успели получить землю 2 млн — около 72 % заявивших. Они составили 22 % домохозяев, имевших наделы в общинах, и закрепили за собой 14 % общинной земли. Уже отсюда видно, кто в первую очередь воспользовался правами, предоставляемыми законом: не столыпинские «достаточные крестьяне», а, наоборот, малоземельные хозяева, которые все равно не могли прокормиться с надела, поэтому предпочитали получить его в собственность и продать, как 80 лет спустя поступили с ваучерами. Оно конечно, этот процесс тоже был на руку реформаторам — но вот с тем, что утверждал премьер, он расходился капитально. Как видим, в первую очередь реформа произвела на свет не успешных хозяев, а сельский пролетариат, теперь уже полностью безземельных и вынужденных покупать хлеб деревенских жителей, которые, не имея своих запасов, становились при любом неурожае первыми жертвами голода.