Мифы древности - Ближний Восток
Шрифт:
А для возжигания светильника избрал Йахве Аарона и его сыновей. Именно их он определил себе в священники, Моисею же он не поручил этой почетной обязанности, а повелел позаботиться об одеждах торжественных для брата и его потомства. И подробно описал, и из каких частей будут состоять эти священные одежды, и какой материал для них использовать, и какими камнями драгоценными их украсить, и из скольких рядов следует выкладывать украшения. Научил Йахве Моисея и тому, какие обряды должен он совершить для посвящения Аарона и его сыновей в сан священников, какие жертвы принести, сколько дней и на каком жертвеннике, а также и на тех обрядах подробно остановился
И, завершив свой разговор с Моисеем на горе Синай, Йахве передал ему две скрижали откровений, скрижали каменные, перстом божьим написанные.
1. Несмотря на то, что приписываемые Моисею законы вставлены в повествование об исходе из Египта и как бы написаны впрок для народа, который пока ещё не поселился в стране Ханаан, они характеризуют иную стадию, чем созданные тогда же заповеди. Из законов стало ясно, что в оседлой общине утвердилось право собственности не только на рабов и скот, но также и на землю, используемую под пашню, виноградник и сад. С принадлежащим хозяину домом связаны определенные обычаи и обряды.
Рабами могли быть как чужеземцы, так и единоплеменники. Последние на седьмой год неволи получали свободу, хотя в остальном их положение ничем не отличалось от других рабов. Освобождался также любой из рабов, получивших увечье. Видимо, некоторые послабления в обращении с рабами связаны с сохранением обществом патриархальных устоев. Это относится к предписанию не притеснять вдов, сирот и пришельцев. Под последними следует понимать изгоев, покинувших свои роды и общины, живших среди евреев, но не пользовавшихся их правами.
Законы регулировали не только имущественную и семейную, но и религиозную сферы. Предписывалось разрушение кумиров доизраильского периода, запрещались ворожба и почитание иных, кроме Йахве, богов.
Золотой телец
На горе, над пустыней выжженной,Где однажды явился Бог,Землякам, фараонам обиженным,Сочинял законы пророк.Он трудился три дня над скрижалямиДля врагов своих и для друзей.Солнце жгло и оводы жалили,Сочинял закон Моисей.А народ тельцу золоченомуПриносил на песок дары.Говорят, человеку ученомуНет согласья с толпой с той поры.Пробыв с Богом сорок дней, Моисей сбегал с горы. Ликование переполняло его душу. Он мог бы впервые запеть, как это делают те, кому Бог дарует плавную речь и умение извлекать звуки из струн. Но он сдержался, ибо знал, что должен донести радость общения с Йахве до тех, которые, как он был уверен, его ждут и ищут с ним встречи.
Вскоре стали видны остроконечные шатры, напоминающие сверху сосцы какого-то фантастического зверя. Между шатрами темнели сотни голов. "Да, меня ждут!" — решил Моисей, и уверенность в этом придала ему ещё больше сил. Он почувствовал за своими плечами крылья.
Но почему люди у шатров его не замечают? Почему они обращены к нему спинами? Что заставило их образовать круг, совершать странные телодвижения? Одни колотили кулаками по бычьей коже, обтянутой медным ободом, другие плясали, высоко вскидывая ноги.
Не ощущая в пальцах ноги боли, он рванулся к воину, стоявшему среди зрителей, выхватил из его ножен меч и полоснул им идолопоклонника, продолжавшего бить кулаком по тимпану. Тот упал с окровавленной головой. Другие, поняв грозящую им опасность, бросились наутек. Но Моисей догонял их и разил, не разбирая, кто это — старец или ребенок.
Весь в крови, Моисей вернулся к месту, где он оставил скрижали с законами, и, подняв их над головой, опустил на камень. Плиты разлетелись на мелкие осколки. И схватил Моисей тельца, которого сделали отступники во главе с братом его Аароном, и сжег идола в огне, и стер его в прах, и рассыпал прах по воде, и пить эту воду заставил забывших завет с Богом. И только тогда, обессилев, рухнул Моисей на землю и зарылся лицом в мокрый от слез песок. На следующее утро, хромая, он поплелся на гору и, найдя то место, где провел сорок дней с Богом, вновь обратился к нему:
— О Боже! Народ мой совершил великий грех, сотворил себе золотой кумир. Прости ты ему это прегрешение, а если не можешь, изгладь меня из свитка своей памяти.
— Нет, — ответил Бог. — Я изглажу того, кто согрешил. Ты же веди народ, как вел, в ту землю, которая течет молоком и медом.
И спустился Моисей с горы, разобрал свой шатер и, взвалив кожи на плечи, перенес их за стан Израиля. На чистом поле он вновь собрал шатер и назвал его шатром собраний. Каждый ищущий Бога приходил к этому шатру и молился. Когда же Моисей входил в свой шатер, над ним поднимался столп облачный, и все ему поклонялись. Вход в шатер собраний охранял юноша Иисус, сын Навина (Нина).
Однажды, беседуя в шатре с Богом, Моисей попросил его открыть свое лицо.
Ответил Бог:
— Нельзя видеть моего лица и остаться живым. Но вот смотри — моя спина.
И увидел Моисей спину Бога, чтобы идти за ним вслед.
После этого, сокрывшись, Бог повелел Моисею вытесать из камня скрижали, подобные тем, которые он разбил, и взойти с ними на Синай. И вновь произнес Бог свои повеления, и приказал их записать.
И пробыл Моисей с Йахве ещё сорок дней и сорок ночей. Ни хлеба он ни ел в эти дни, ни уст водой не смочил. Писал он рукою своею слова, какие ему вновь произносил Господь.
Когда Моисей опустился к народу с новыми скрижалями, его лицо испускало такой блеск, что к нему боялись приближаться, и пришлось Моисею закрывать лицо покрывалом.
Простояли сыны Израиля у горы Синай ещё год, сооружая ковчег и скинию — переносное жилище Господа. Работа была поручена мастерам, которым Йахве вложил в сердца мудрость и разумение, столь необходимые для святого дела, а вместе с ними и способность обучать других.
Когда завершилось сооружение ковчега и скинии, когда они были освящены, скинию окутало облако, и слава Господня наполнила её. И с той поры, едва облако начинало восходить над скинией, сыны Израиля могли покидать стан и отправляться в скитания свои. Если же не было облака, они должны были ждать знамения божьего. В пути же облако стояло над скинией днем, ночью же в нем пылал огонь.