Мифы экономики. Заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики
Шрифт:
Во-вторых, российские производители расширят свою аудиторию за счет покупателей, которые до введения пошлин предпочитали иномарки. Такой выигрыш не компенсирует потерь потребителя. Для завоевания этого сегмента рынка производителю нужно либо повысить цену менее чем на $1 тыс., либо повысить качество (например, установить более мощный двигатель). В первом случае производитель получает дополнительно такую же сумму, которую тратит покупатель, но покупатель при этом страдает из-за более низкого качества купленной машины. Если же производитель добивается сравнимого уровня качества, потратив на это, например, $600, то при введении пошлин цена действительно вырастет на $1 тыс., но прибыль производителя будет равна всего лишь $400,
Следует учесть также проигрыш и тех потребителей, которым придется вообще отказаться от покупки как иностранного, так и отечественного автомобиля. Например, те, кто готов платить за машину $5700, до введения пошлин купили бы машину за $5 тыс., сэкономив $700.
Остается еще одно важное обстоятельство: с оставшихся ввозимых иномарок можно собрать пошлины. Казалось бы, что может быть лучше – пополнить бюджет за счет налогов с иностранцев? Однако из-за изменения цен налоговое бремя перемещается с иностранных производителей на российских покупателей. Россия – лишь небольшая часть глобальной экономики. Даже полное закрытие нашего рынка вряд ли повлияет на мировые цены на автомобили, поэтому цены внутри страны вырастут ровно на величину пошлин и всю величину налога заплатят российские потребители.
Либерализация торговли выгодна, даже если другие страны не придерживаются принципов честной конкуренции. Например, когда страны ЕС субсидируют свое сельское хозяйство, это действительно несправедливо по отношению к российским производителям продовольствия. Однако и в этом случае снижение импортных пошлин выгодно для России: выигрыш потребителей, покупающих еду по заниженным (за счет европейских налогоплательщиков) ценам, превышает проигрыш производителей.
Итак, даже односторонняя либерализация увеличивает национальное благосостояние. Почему же большинство стран продолжает защищать свои рынки от конкуренции?
Ответ прост: даже в самых развитых странах политический процесс далек от совершенства. Отраслевые группы интересов обладают гораздо большим влиянием на экономическую политику, чем плохо организованные представители потребителей. Типичный пример – ограничения импорта стали в США, введенные в 2002 г. Несмотря на огромные издержки, которые понесли потребители стали, в том числе и играющие важную роль в экономике США автомобилестроители, лоббистам американских производителей стали удалось добиться своего. Помимо потребителей, в политическом процессе не представлены и молодые, растущие отрасли, которые пока уступают зрелым (не всегда конкурентоспособным) отраслям в размере и, следовательно, в политическом влиянии.
Другой аргумент в пользу протекционизма основан на огромной роли некоторых стран в международной торговле. В отличие от России, США и ЕС представляют собой значительную часть глобальной экономики, поэтому их торговая политика существенным образом влияет на мировые цены. Так что при повышении тарифов часть бремени переносится с потребителей на иностранных производителей. Ограничения импорта стали привели не только к убыткам американских потребителей стали, но и к снижению цен на всех остальных рынках и, следовательно, к потерям всех неамериканских производителей. Естественно, для России этот аргумент не актуален.
Еще один довод в защиту протекционизма – аргумент, связанный с развивающейся отраслью. Такую отрасль стоит некоторое время защищать (тарифами или квотами), до тех пор пока она не станет конкурентоспособной в глобальной экономике, и лишь затем можно открывать рынок. Этот аргумент имеет право на существование при соблюдении двух условий: во-первых, в случае защиты отрасль должна развиваться опережающими по сравнению с иностранными конкурентами темпами, во-вторых, исходное отставание в конкурентоспособности должно быть небольшим. Защита каждой отрасли приводит к потерям благосостояния, поэтому протекционизм должен быть
На практике аргумент, связанный с развивающейся отраслью, используется обычно для того, чтобы обосновать отраслевой, а не национальный интерес. В большинстве развивающихся стран, чья промышленная политика основана на ограничении импорта, происходило одно и то же. Каждая отрасль объявляла себя почти конкурентоспособной. Защиты, естественно, добивались политически сильные, а не действительно растущие отрасли. Более того, лоббистам обычно удавалось превратить временную защиту в постоянную. При этом из-за отсутствия конкуренции у предприятий не было стимулов к повышению эффективности, поэтому «почти конкурентоспособным» отраслям так и не удавалось избавиться от этого «почти» и они требовали продления периода защиты. К статическим потерям благосостояния добавлялись и динамические, поскольку длительная защита неэффективных отраслей создавала искусственные стимулы для перетока труда и капитала и сдерживала развитие более конкурентоспособных секторов.
У свободной торговли много врагов. Трудно представить себе предпринимателей, не заинтересованных в ограничении конкуренции. Тем не менее надо помнить, что благосостояние страны – это благосостояние ее граждан, а им протекционизм обходится очень дорого.
Миф 35. Наша экономика неконкурентоспособна, поэтому для России нет места в мировом разделении труда
В Глобальном рейтинге конкурентоспособности 2008 г. Россия занимает 51-е место (из 134) – это намного лучше, чем 70–80-е места несколько лет назад, но все еще позади Индии и Китая. Часто можно слышать: низкая конкурентоспособность означает, что для России нет места в мировой экономике. Действительно, если снизить импортные пошлины, то разве не будут все российские товары вытеснены импортными? Ответ кажется очевидным: российские компании не могут конкурировать на равных с компаниями западных стран и стран Юго-Восточной Азии, поэтому в случае либерализации внешней торговли все российское производство будет вытеснено импортом.
Эти вопросы регулярно поднимаются не только в России, но и в развитых странах. Практически те же аргументы приводились и в США – при обсуждении вытеснения американских товаров японскими, и в Японии – когда рассматривалось перемещение производства в Китай.
Может ли страна полностью потерять внутренние и внешние рынки и перейти на потребление импортных товаров? Конечно же, нет: кто не работает, тот не ест. Чтобы оплачивать импорт, необходим приток конвертируемой валюты, поэтому страна не может импортировать все товары, не экспортируя при этом ничего. Приток валюты может быть обусловлен иностранными инвестициями, но не надолго, поскольку инвесторы не заинтересованы бесконечно вкладывать средства в экономику, не репатриируя прибыль.
Нельзя представить себе и страну, которая только экспортирует и ничего не импортирует. Полученная валюта сама по себе не имеет ценности и будет рано или поздно потрачена на покупку импортных товаров. В принципе иностранную валюту можно накапливать в качестве резервов, но и у такой политики есть предел: если резервы слишком велики, то спекулянты начнут игру на повышение курса национальной валюты.
Поэтому неудивительно, что даже в самых конкурентоспособных странах импорт ненамного уступает экспорту, а иногда и превышает его. Например, в последние годы в Китае сальдо торгового баланса (превышение экспорта над импортом) составляло всего лишь около 5 % ВВП – существенно меньше, чем в России (у нас это соотношение составляло 10–15 % ВВП вплоть до кризиса 2008/09 г.). В США, которые возглавляют рейтинги конкурентоспособности, сальдо торгового баланса отрицательное.