Мифы и легенды народов мира. Библейские сказания и легенды
Шрифт:
— Ради чего ты явился сюда, верный слуга Божий, ведь не настал тебе еще срок войти в эти врата?
Отвечал наси Гавриилу:
— Пришел я, чтобы узнать, скреплена ли печатью Господа скорая наша смерть или противиться мы ей должны?
— Довелось слышать мне у Престольной Завесы, — сказал архангел, — что обречены десять израильских мудрецов быть казненными римской властью.
— Чем заслужили мы эту кару? — воскликнул бен Элиша. — За что отдает нас Господь в руки злодеев?
— За то, что продан был некогда в рабство Иосиф родными братьями! — сказал Гавриил. — Ибо тысячу лет уже вопиет у Престола Божьего Суд Небесный и Всевышнего вопрошает: «Может ли быть неистинной хоть единая буква в Торе? А ведь сказано там: «Кто украл человека и продал его, будет смерти предан». Повинны в таком злодействе родоначальники десяти колен Твоего народа, ты же, Господи, за это с них не взыскал».
И спросил архангела Ишмаэль:
— Отчего ж доселе никто кары за Иосифа не понес?
Отвечал ему Гавриил:
— Не было до сих пор в десяти коленах Израиля таких праведников, чтоб достойны были тот великий грех искупить. И возложено теперь Господом возмездие на тебя и на тех, кто в Рим с тобою пришел.
Подслушал эти слова злой дух Самаэль, покровитель Рима, и принялся перед ангелами похваляться, что победил, наконец, он народ избранный и защитника его одолел — архангела Михаила.
Вознегодовал Предвечный на Самаэля, призвал к Себе великого ангела Метатрона и велел ему:
— Напиши и печатью Моей скрепи: «Сера и пламень на Рим, город злодейский! На людей и животных его, на золото и серебро, на все, что находится в нем!»
Услыхал Ишмаэль повеленье Божье, и сошел мир в сердце его. А потом увидел он жертвенник пред Господним Престолом и спросил о нем архангела Гавриила.
Отвечал Ишмаэлю архангел:
— Попадают на тот алтарь только души великих праведников, жизнь свою за веру отдавших. И воздвигнуты будут для них золотые троны, на которых воссядут они в синеве небесной.
Возвратился на землю наси Ишмаэль и поведал восьми остальным таннаям о том, что видел на небесах и что услышать там ему довелось. Стали скорбеть и радоваться таннаи. Скорбели — о близкой смерти. Радовались же — избранию своему, ибо нашел достойными их Господь искупить грех десяти колен.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Из «Песни песней Соломоновой»
Песня песней вступила в круг библейской веры и мудрости как всепобеждающая красота. Те, кто посмел поднять на нее руку, должны были услышать отповедь, которую несколько позднее дал рабби Акдаба: «Песнь песней — святая святых. Все существование мира не стоит дня ее создания». Но все же потребовались усилия, чтобы завуалировать изначальную сокровенную чуждость прекрасной гостьи иудаизму, а затем христианству. На совершенное тело было накинуто прозрачное аллегорическое одеяние. Любовь мужчины и женщины в комментариях была представлена как душевная привязанность бога или мессии к избранному народу или церкви божьей. Лишь иногда время от времени раздавались протестующие голоса ревнителей веры, которых смущало присутствие Песни песней в священной книге. Но к ним не прислушивались. Впрочем в XVIII в. христианский теолог Иоганн Давид Михаэлис попытался в научном труде на латинском языке причислить Песню песней к апокрифам. Она не была им включена в его перевод Библии. Великий немецкий мыслитель Иоганн Готфрид Гердер открыл пробуждающемуся от феодальной спячки миру Песнь песней и всю Библию как памятник народной поэзии, подобный гомеровским поэмам и фольклору европейских народов. В своем издании Песни песней (1778) он доказал, что в этой книге нет и тени аллегории и мистики, что это памятник естественной, интимно–человеческой любви и одновременно ценнейший исторический источник.
Так начался первый век научного осмысления Песни песней. В ней стали мыслить некое драматическое действо с конкретными образами и сюжетными линиями. Ее героями были объявлены царь Соломон и простая пастушка, вытеснившая из царского сердца его бесчисленных жен и наложниц и подвигшая царя к истинной доброте и любви. В развитии этой трактовки был предложен третий образ — соперника Соломона, молодого пастуха, от которого была уведена Суламифь и к которому она в конце концов вернулась. Впрочем этот «роман» имел некоторую опору в традиции: согласно Оригену Песнь песней — это свадебная поэма драматической формы. К началу XX века были открыты и прочтены более древние, чем Библия месопотамские тексты, пролившие свет на древнейшие языческие культы. Тогда же возникла гипотеза, что первоначальный герой Песни песней — это умирающий и воскресающий бог Таммуз, а его возлюбленная — богиня Астарта (Иштарь), оплакивающая его смерть. А сама Песнь песней — это фольклорная переработка храмового текста с целью приближения его к монотеистической концепции.
В Песне песней отражена фольклорная традиция пастушеской поэзии, бытовавшая не только у евреев, но и у других народов в эпоху эллинизма, когда сицилийский поэт Феокрит, живший при дворе Птолемея III, создал свои идиллии о томимом любовью пастухе. Это параллель навела Генриха Гретца (1817— 1891) на мысль, что Песнь песней — еврейское сочинение времени перевода Библии на греческий язык (Септуагинты), испытавшее влияние Феокрита. Это гипотеза не встретила признания специалистов, указавших на преобладание в Песне песней национальных мотивов и на слабое знакомство еврейских теологов с греческой литературой. Впрочем, самые поздние из Песни песней на самом деле принадлежат к III веку до н. э., тогда же был составлен весь сборник.
В своем объяснении метода перевода «Песни песней» в начале XX в. А. Эфрос писал: «Задача переводчика — вызвать у читателя то же впечатление, что и подлинник. На наш взгляд, ближе всех к выполнению этой грандиозной задачи оказался не он сам, а поэт Лев Александрович Мей (1822–1862) в своих «Еврейских песнях», реконструировавший напевность и интонационную естественность оригинала» [441] . Л. Е. Коган, опиравшийся на научный перевод «Песни песней» выдающегося востоковеда И. М. Дьяконова, подобной задачи перед собою не ставил [442] . Что касается Л. Ярошевского, предложившего стихотворный рифмованный перевод библейского оригинала, то его труд не обладает какими-либо художественными достоинствами, хотя он и вышел под редакцией и с предисловием известного поэта М. Кузмина [443] .
441
Мей А. А. Полное собрание сочинений. Т. 1. СПб., 1911. С. 138–145.
442
Дьяконов И. М., Коган Л. Е. Ветхий завет. Перевод, введение, комментарии. М., 1999.
443
Ярошевский Л. Песнь песней в стихотворном переложении с библейского текста. Под ред. и с предисл. М. Кузмина. Одесса, 1919.
И вот наш собственный опыт перевода пока еще отдельных стихотворений великой книги о чувственной любви мужчины и женщины, опирающийся на поэтику XX в. и на достигнутое в этом веке понимание текста. Недостатком всех научных переводов «Песни песней» является буквализм, стремление ничего не утратить в древнем тексте. В результате вместо поэзии появляется подстрочник, в котором нет поэзии и к тому же подчас отсутствует логика, ибо не только каждое слово «Песни песней» допускает несколько толкований, но и сама ее образная система является загадкой загадок. В поэтических переводах с новых языков, как показывает пример великих русских поэтов–переводчиков XX в., всегда от чего-то приходилось отказываться и компенсировать утрату чем-то своим. По этому пути пошли и мы, давая при этом в комментариях обоснование своей художественной гипотезе.
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
444
Любовалось. — Точный смысл глагола л>агар остается предметом дискуссии. В Библии этот глагол употребляется в двух значениях: 1) «увидеть», «подсмотреть», «подглядеть»; 2) «обжечь», «опалить», «сделать темным». Наша поэтическая метафора входит в этот смысловой ряд.
445
Шатров Кедара. — Кедар — арабский этноним, принадлежащий племени, кочевавшему в пустыне и живущему в черных шатрах. К тому же, само еврейское слово «кедар» ассоциировалось с чернотой.
446
Кобылица фараоновой колесницы. — Л. Е. Коган возражает против этого, уже ставшего традиционным, перевода и предлагает читать: «С кобылицей меж колесниц». Его возражение опирается на то, что использование кобылицы в колесничном войске вызывало бы беспорядок из-за реакции жеребцов. Возражение это, свидетельствующее о большой эрудиции автора, не имеет никакого отношения к поэзии. Сопоставление красивой женщины с кобылицей было воспринято в мировой литературу.
447
Аромат всегда был компонентом и спутником любви, но здесь впервые в Библии записи сведены в одном стихотворении. И это требует объяснений. Согласно нашему толкованию, смысл стихотворения в диалоге мужского и женского ароматов, в отсутствии его — ее возбуждает запах нарда (из-за дороговизны этого благовония, добываемого в Гималаях, им мог пользоваться царь или очень богатый человек). Она же, когда он возвращается с пира, привлекает его запахом мирры. А затем ароматы сливаются.
Нард — широко известное в древности травянистое растение семейства валерьяновых с мясистым и пахучим корневищем и мелкими цветками. Его вывозили преимущественно из Индии для изготовления душистых и очень ценных масел и мази, которые использовались в парфюмерных целях. Само слово «нард» считается заимствованным из санскритского naladam. В Библии упоминание о нарде встречается только в Песне песней.
448
Мирра — ароматическая смола, получаемая из коры некоторых тропических деревьев, используемая в медицине и в парфюмерии. Упоминания мирры в Библии постоянны. В древности мирра употреблялась для священного помазания, окуривания одежд и комнат, врачевания и бальзамирования.
449
Кипрей (устар. «кипер») — высокое травянистое растение с розовыми или пурпурными цветками, распространяющее сильный камфарный запах; высоко ценилось восточными женщинами. Из листьев кипрея в древности приготовлялись лучшие румяна.
450
Эн Геди — этот топоним на иврите означает «источник козленка» и является названием поселения в оазисе на западном побережье Мертвого моря.
451
И. М. Дьяконов интерпретирует это четверостишие так:
Кто к нам выходит из пустыни, Словно дымный ствол, курящийся Миррой и благовонием?452
Страха ночного. — Имеется в ввиду божество Страх — одно из пары божеств (Страх и Ужас), почитаемых восточными народами и гомеровскими греками.
453
Паланкин (евр. appiron). — Вокруг происхождения этого еврейского слова развернуты споры. Ему приписывают греческое происхождение (от греч. proreion — «носилки»), что давало основание для отнесения стихотворения к позднему времени. Однако существует предположение, что appiron от санскритского paryankah — «вид ложа». Через португальцев оно пришло в Европу в форме «паланкин».
455
Перед нами застольная свадебная песня в виде характерного для этого жанра диалога между женихом и невестой. Разъясняющей параллелью этому стихотворению служит Притча Соломона (5, 15): «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя». И. М. Дьяконов, чей научный труд взят нами за основу, исходя из упоминания слова «пардес» (ср. греч. «парадайза» — «парк»), датирует эту песню не ранее VI—V вв. до н. э.
456
Тирца. — Сравнение женщины с городом не редкость в Библии. Но в этой песне впервые сопоставлен внешний облик женщины с красотой города, и как объект сравнения присутствует не, как обычно, Иерусалим, но также и Тирца, бывшая некоторое время столицей до того, как на одном из холмов на севере страны Ханаан была построена Самария. Разумеется, это не дает основания вслед за И. М. Дьяконовым заменить в тексте «Тирца» на «столица», поскольку Тирца сохраняла свою красоту и после потери статуса главного города Израильского царства. Таким образом, песня могла быть создана после распада единого государства Соломона и до разрушения Самарии и Израильского царства в 722 г. до н. э. Место бытования песни, скорее всего, Израильское царство, поскольку в сопоставлении с женщиной Тирца поставлена на первое место. Возможно, к этой эпохе относится большинство песней. Но ни одна, как это установлено наукой, не принадлежит времени самого царя Соломона.
457
Суламифь. — И. М. Дьяконов и его соавтор Л. Е. Коган воспринимают собственное имя Суламифь как обозначение родины возлюбленной Соломона (Шуламянка). Шунем — топоним местечка на севере Изреельской долины. Мы условно сохраняем ставшее привычным имя Суламифь.
458
Сноп типичный — сохранившийся в языке, несовместимый с монотеизмом образ вытесненного культа матери-земли, широко распространенного у других народов.
459
Бат — Раббим. — Евр. Bat — rabbim Л. Е. Коган считает топонимом (возможно, эпитет города Хешбон или название одних из его ворот). Древние переводчики понимают это сочетание как нарицательное «дочь многих».