Мифы и легенды Святой земли
Шрифт:
Во время пути нашего героя догнала свадебная процессия. Все гости держали в руках факелы, а женщины издавали характерный пронзительный крик. [161]
Свадьба направлялась в ту же сторону, что и каменщик, поэтому он из любопытства присоединился к шествию, отметив, однако, что лица мужчин были свирепы и угрюмы.
Одна из женщин протянула новоиспеченному гостю тонкую восковую свечу, которую он с готовностью принял. Тут-то он понял, кто были эти люди, которых он сперва принял за черкесов. Каменщику хватило присутствия духа немедленно призвать к помощи Бога и святых (сам он принадлежал к греческой православной церкви), и его грозные спутники сразу исчезли, а он остался стоять один посреди улицы с ослиной костью в руках. Каменщик, напуганный до смерти, бросился наутек и еще долго болел
161
Крик этот называют по-арабски зэгрдутэ, множ. ч. загарит. Он производится специфическим чрезвычайно быстрым движением языка и похож на звук «у-лу-лу-лу-лу…», всегда произносимый тонким, фальцетным голосом. Этим криком женщины на Востоке выражают и радость во время свадьбы, и печаль на похоронах, и т. д.
VII
Детские сказки [162]
Одной женщине Аллах послал семеро сыновей, за что она была ему очень благодарна. Но все же она очень хотела иметь дочь и поэтому попросила Аллаха послать ей девочку. Как-то раз, проходя через рынок, женщина заметила ослепительно-белый сыр из козьего молока, выставленный на продажу. Сыр был настолько хорош, что женщина воскликнула: «О Господи! О Аллах! Заклинаю тебя, пошли мне дочь, такую же беленькую и хорошенькую, как этот сыр, и я назову ее Ажбайни». [163]
162
Эти истории рассказала мне одна христианка-католичка из Вифлеема. Историю о Хануфси, несмотря на то что она тоже относится к детским сказкам, я поместил в предыдущую главу о джиннах, так как она изящно иллюстрирует некоторые связанные с ними верования.
163
Уменьш. от jibn – «сыр».
Молитвы ее были услышаны, и точно в срок она родила замечательную дочь: с белоснежной, точно сыр, кожей, с шейкой как у газели, голубыми глазами, черными волосами и румянцем на обеих щеках. Девочку назвали Ажбайни. Вся округа любила ее, и только двоюродные сестры завидовали девушке черной завистью.
Когда Ажбайни исполнилось семнадцать, она попросила сестер, чтобы они взяли ее с собой в лес, куда имели обыкновение ходить за ягодами зарур. [164]
Девушка, наполнив свою чадру ягодами, положила ее у дерева и отправилась собирать цветы. По возвращении она обнаружила, что кузины исчезли, а вместе с ними пропали и сочные ягоды, которые она собрала. На их месте лежали одни гнилушки. Долго бродила девушка среди зарослей, клича своих сестер, но так и не получила ответа. Тогда она попыталась отыскать дорогу домой, но безуспешно – тропинка лишь уводила ее дальше и дальше в чащу.
164
Crategus Azarolus; съедобная ягода, из которой готовят вкусный джем.
Наконец навстречу ей показался гуль, вышедший на охоту. Он непременно съел бы ее, но Ажбайни была даром Аллаха ее родителям, поэтому гуль пожалел девушку и в ответ на ее просьбу: «Ах, дядюшка, скажи, куда ушли мои сестры» – сказал: «Я не знаю, дорогая. Пойдем, поживешь со мной, пока твои сестры не вернутся и не кинутся тебя искать». Ажбайни приняла его приглашение, и гуль привел ее в свой дом, стоявший на самой вершине горы.
Девушка стала пасти овец и очень полюбилась гулю, а тот в ответ кормил ее принесенной из лесу дичью. Все бы хорошо, только очень уж девушка скучала по дому. У ее родителей были голуби, которых девушка прежде кормила. Голуби загоревали, когда Ажбайни пропала, и отправились ее искать. В один прекрасный день они, наконец, увидели свою любимицу. Они подлетели ближе, сели ей на плечи и прильнули к ее щекам, хлопая крыльями от радости. Увидев голубей, Ажбайни смахнула с глаз слезы счастья и воскликнула:
О голубки моих мамы и папы,Передайте привет моим родителям,Да скажите, что их любимая АжбайниПасетТем временем нерадивые сестры Ажбайни вернулись домой и сказали, будто девушка потерялась в лесу, а ведь на самом деле они специально оставили ее одну. Отец с братьями повсюду искали девушку; мать все глаза выплакала, повторяя, будто Аллах наказал ее за то, что ей мало было семерых сыновей; даже голуби не ворковали весело, как раньше. Но однажды их поведение совершенно изменилось: они перестали грустить и оживленно порхали туда-сюда. Казалось, птицы что-то хотят сказать своим хозяевам. На их странное поведение обратили внимание соседи, один из которых предположил, что родителям Ажбайни стоит проследить, куда голуби летают каждый день. Отец, братья и несколько добровольцев последовали его совету.
Отправившись за птицами, они заметили, что голуби поднялись на самую вершину одной из гор. Друзья последовали за ними и, взобравшись на вершину, нашли там пропавшую девушку, которая, увидев их, очень обрадовалась. Счастливая компания, забрав скот, домашнюю утварь и все пожитки, принадлежавшие гулю, который ушел на охоту, отправилась домой. Гуль же, вернувшись с охоты, обнаружил, что его любимица пропала, а дом совершенно разграблен. Бедняга загоревал и вскоре умер.
Тем временем Ажбайни рассказала, что сестры намеренно бросили ее одну в глухом лесу, забрав с собой все ягоды. Вся округа пришла в негодование от ее рассказа. Выбрали глашатая, который принялся ходить по улицам и кричать: «Пусть каждый, кто любит справедливость, принесет с собой горящий уголь». Прямо посреди площади разложили огромный костер и сожгли в нем злобных ведьм. А наша Ажбайни выросла и так расцвела, что, когда сын самого султана увидел ее, он влюбился без памяти и женился на ней.
Давным-давно жил один мудрый человек по имени Ухдай-дун. Жил он в хорошо укрепленном замке на самой вершине крутой горы. Был у Ухдай-дуна опасный враг – злобная гуля, постоянно нападавшая на его страну. Жила гуля вместе с тремя дочерьми в темной пещере, расположенной в долине около пустыни. В те далекие времена у людей не было еще огнестрельного оружия, поэтому Ухдай-дун не мог застрелить гулю и ее детей из ружья. Зато у него был острый нож и длинная игла, вроде той, которой сшивают кожу. А у гули был только медный котел, в котором она варила еду для себя и своих дочерей. Большую часть времени котел этот пылился в углу, потому что гуле лень было готовить, и семейство питалось сырым мясом. Ножа у гуль не было, поэтому они разрывали мясо зубами, а кости разбивали камнем.
И все же было у гули одно важное преимущество перед ее противником: при желании она могла изменить свой облик.
Как-то раз, обернувшись дряхлой старухой, гуля подошла к подножию горы, на которой стоял замок Ухдай-дуна, и стала кричать: «Ах, Ухдай-дун, голубчик, не пойдешь ли ты со мной завтра в лес насобирать хворосту?» Ухдай-дун, не будь дураком, сразу смекнул, что его зовет не кто иной, как злобная гуля, и что, окажись он один на один с ней в лесной чаще, она непременно убьет его и съест. Поэтому он, чтобы не обидеть ее, сказал так: «Хорошо, бабушка, я схожу с тобой в лес. А ты пожалей свои старые кости и не заходи за мной завтра утром. Встретимся прямо на месте».
На следующее утро Ухдай-дун поднялся ни свет ни заря, взял с собой топор, иглу и мешок и отправился самой короткой тропинкой в лес. Он достиг условленного места задолго до того, как появилась гуля. Ухдай-дун нарубил дров, не теряя времени даром, уложил их в мешок и сам залез внутрь. Затем он крепко завязал мешок и, притаившись, стал дожидаться гули. Как ему удалось завязать мешок, находясь внутри, – бог знает, сказано ведь: мудрый человек был этот Ухдай-дун. Вскоре показалась гуля. Увидев мешок и почувствовав запах Ухдай-дуна, она принялась его искать, но не находила. В конце концов, совсем выбившись из сил, гуля сказала: «Отнесу-ка я сначала этот мешок с дровами к себе домой, а потом вернусь и убью моего врага».
Сказано – сделано. Гуля взвалила мешок на спину и тронулась в путь. Не прошла она и ста шагов, как Ухдай-дун достал из-за пазухи иглу и кольнул ею гулю. Решив, что ее уколола острая щепка, гуля переложила мешок и двинулась дальше. Однако, пройдя со своей ношей еще несколько метров, она почувствовала новый укол – это Ухдай-дун снова ткнул ее иголкой. Так продолжалось всю дорогу, и, когда гуля подошла к пещере, тело ее истекало кровью от бесчисленных ран.
– Мама, – в один голос закричали дочери, увидев свою мать, – принесла ли ты нам на обед Ухдай-дуна, как обещала?