Мифы о 1945 годе
Шрифт:
Но совершал-то он их с согласия заместителя директора санатория по медицинской части Р.И. Рыжикова и врача Г.А. Каджардузова, уверенный ими в том, что такая поездка выздоровлению не повредит!
Арестованный же в феврале 1952 года Рыжиков сознался на Лубянке в умышленном сокращении жизни Щербакова.
Сегодня пишут, что Рыжикова-де припугнули арестом жены и детей, но лишь кретин будет сознаваться в несовершенном им тягчайшем преступлении, заботясь о благополучии родных, автоматически попадающих в результате самооговора мужа и отца в категорию «члены семей изменников
Причем «сознаваться» не после ареста близких — что самооговор как-то объясняло бы, — а всего лишь под якобы угрозой применения такой меры.
Щербаков умер 10 мая 1945 года.
Но от чего он умер?
С нелёгкой руки Хрущёва сейчас порой утверждают, что от пьянства. Так ли это или это ещё один — уже не военный, а послевоенный — миф 1945 года?
Хрущёв в своих «воспоминаниях» сообщает, что Щербаков-де и сам «глушил крепкие напитки и других втягивал в пьянство в угоду Сталину». Хрущёв же назвал его характер «ядовитым, змеиным».
Но это — ложь.
Впрочем, когда и где Хрущёв говорил правду после того, как он убрал Сталина и Берию, и ему уже не было нужды изображать из себя достойного и верного ученика товарища Сталина?
Хрущев заявлял:
«Берия… правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер. Сталин, правда, говорил другое: что дураком был — стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой…».
Здесь опорочены сразу четыре человека: Сталин, Берия, Щербаков и жена Щербакова, которая якобы похотливо не могла удержаться от того, чтобы не принять только-только встающего на ноги мужа.
Но чего еще можно ожидать от Хрущёва!
Ведь именно Щербаков сменил Хрущёва на посту первого секретаря в Москве, а Хрущёв был мстителен и тех, кто переходил ему — по его мнению — дорогу, не забывал никогда.
Однако Щербаков никак не был пьяницей. Во-первых, это просто факт.
Во-вторых, алкоголизм был абсолютно несовместим с объёмом обязанностей и повседневной деловой загрузкой Щербакова.
В-третьих же, Щербаков не мог быть пьяницей уже потому, что в таком случае никогда не рос бы в должностях так быстро и успешно, как он рос. Сталин пьяниц не терпел и в своём ближайшем окружении их не имел. Это подтверждается и тем, что все из ближайшего сталинского окружения — Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Микоян — дожили до глубокой старости. Алкоголики так долго на этом свете не заживаются. Даже любивший выпить Хрущёв пороком алкоголизма не страдал.
Нет, Александр Сергеевич Щербаков умер не опившись и не от сексуальных излишеств, а потому, что мешал сразу многим в столичных «верхах» и стоял на пути реализации вожделений московской «партоплазмы» и прочей «элиты» по обеспечению личного безбедного существования.
После великой Победы для этой «партоплазмы» открывались соблазнительные перспективы. Теперь уже не надо было бояться того, что тебя пошлют на фронт комиссаром бригады или — того хуже — в тыл врага, где власть принадлежит не райкомам, а ортскомендатурам.
Теперь, после Победы, только и жить!
Жить номенклатурной.
А тут — Щербаков с его принципиальностью и, чёрт побери, ещё и с молодостью.
В МГК после Щербакова пришёл Г.М. Попов, который был снят в декабре 1949 года за зажим критики, отсутствие самокритики и неправильное отношение к кадрам (дело Попова началось в октябре 1949 года с анонимного письма Сталину «инженеров коммунистов завода имени Сталина Марецкого, Соколовой и Клименко»).
Что же до якобы «антисемитизма» Щербакова, то вот — дополнительная информация.
7 января 1947 года заведующий отделом агитации и пропаганды Георгий Федорович Александров и зав. Отделом внешней политики Михаил Андреевич Суслов направили Молотову и секретарю ЦК Кузнецову записку с предложением прекратить деятельность Еврейского Антифашистского комитета, где, в частности, было сказано:
«Еврейский Антифашистский комитет в СССР начал свою деятельность в апреле 1942 года с разрешения А.С. Щербакова. Официального решения партийных и советских органов о создании Комитета и его функциях не было…»
А вот история театрального критика «космополита» Бориса Дайреджиева (1902–1955). В 1950 году в письме на имя Суслова он писал:
«Уважаемый товарищ!
Меня затравили. Я терпел год. Не обращался к секретарям ЦК. Но больше молчать не могу. Нет сил.
Когда после ликвидации РАППа в Союз писателей пришёл тов. A.C. Щербаков, он взял меня помощником по национальным делам. И всячески защищал меня от травли бывших рапповцев. Эти два года единственный светлый проблеск в моей литературной жизни. Я много работал и печатался…»
Можно вспомнить и решение «ксенофоба» Щербакова в 1944 году по записке Агитпропа ЦК о возможности издания в США для СССР журнала «Америка» и распространении его в СССР. Именно Щербаков дал этому проекту «зеленый свет». И только 29 июля 1952 года постановлением ЦК распространение журнала в СССР было прекращено в связи со всё более антисоветской позицией США.
О стиле молодого заведующего Отделом культурно-просветительной работы ЦК Щербакова можно судить и по его докладным запискам, например, записке Сталину, Андрееву и секретарю ЦК Ежову об итогах работы Главного управления кинофотопромышленности в 1935 году и плане на 1936 год.
Этот документ отличается хорошим литературным слогом, умным анализом и принципиальностью.
В 1944 году, 31 января, Сталин резко раскритиковал режиссёра Довженко за его киноповесть «Украина в огне» — к слову, вполне справедливо как с политической, так и с художественной точек зрения. Был там и Щербаков. Позднее он направил Сталину запись его доклада, которую сам же и выправлял, делая вставки от себя — что само по себе говорит об уровне доверия Сталина к Щербакову.
Смерть Щербакова на фоне огромного, неудержимого, всеохватного ликования по случаю Победы прошла почти незаметно. Кто мог скорбеть в тот момент, когда в душе у всех живущих всё пело — тем более, в Москве?