Мифы о 1945 годе
Шрифт:
«Во время пребывания Миколайчика в Москве он спрашивал Сталина, какую границу Польши на западе признаёт Советское правительство. Миколайчик был очень обрадован, когда услышал, что западной границей Польши мы признаём линию по реке Нейсе. В порядке разъяснения нужно сказать, что существуют две реки Нейсе, одна из них протекает более к востоку, около Бреславля, а другая — более к западу. Сталин считает, что западная граница Польши должна идти по Западной Нейсе, и он просит Рузвельта и Черчилля поддержать его в этом».
Однако собеседники Сталина
«…По вопросу о перемещении границ Польши на запад британское правительство хотело бы сделать такую оговорку: Польша должна иметь право взять себе такую территорию, которой… она сможет управлять. Едва ли было бы целесообразно, чтобы польский гусь был в такой степени начинён немецкими яствами, чтобы он скончался от несварения желудка…»
Так мыслил и изъяснялся Черчилль.
А вот Рузвельт — на заседании 8 февраля 1945 года:
«..Делегация США согласна… с предоставлением Польше компенсации за счёт Германии, а именно Восточной Пруссии к югу от Кенигсберга и Верхней Силезии вплоть до Одера. Однако Рузвельту кажется, что перенесение польской границы на Западную Нейсе мало оправданно».
Молотов, к слову, тогда же, отвечая Рузвельту, заметил (по стенограмме):
«Можно спросить поляков, что они думают по вопросу о западной границе. Он (Молотое. — С. К.),однако, не сомневается, что поляки выскажутся за линию, предложенную Советским правительством».
Англосаксы упирались. Сталину нужна была Польша, способная гарантировать безопасность России, а эмиссарам Золотой Элиты мира Рузвельту и Черчиллю уже тогда — ещё до разгрома Третьего рейха — нужна была Германия, в перспективе вновь угрожающая России. На заседании Крымской конференции 10 февраля 1945 года Черчилль заявил, что у него «есть сомнения, должны ли поляки иметь границу по реке Нейсе (Западной)», и прибавил, что он-де «получил телеграмму от военного кабинета, в которой изложены опасения относительно трудностей переселения большого количества людей в Германию».
Рузвельт тут же поддержал Черчилля и заявил, что «лучше было бы ничего не говорить (в итоговом коммюнике. — С.К.)о границах Польши, так как этот вопрос ещё должен обсуждаться в сенате, и он, Рузвельт, не имеет сейчас полномочий принимать по нему какие-либо решения».
В итоге в Ялте всё закончилось тем, что по вопросу о западной границе Польши в итоговом заявлении Конференции (в СССР оно было опубликовано в «Известиях» 13 февраля 1945 года) было сказано, что окончательное определение этой границы «будет отложено до мирной конференции».
Черчилль, выступая 27 февраля в палате общин с отчётом об итогах Крымской конференции, говорил:
«В течение более чем года с тех пор, как наметился решительный поворот в войне против Германии, польская проблема распалась на два главных вопроса: границы Польши и свобода Польши».
Такой пассаж мог сразу же вызвать удивление, ибо к моменту спича Черчилля Польша была фактически полностью освобождена. Но для Черчилля «свобода Польши» была неотъемлема от безоговорочного следования Польши в фарватере антикоммунистической политики Запада. По сути, только это Черчилля и беспокоило, что он, со свойственной ему наглостью, граничившей с наивностью, публично и признал 27 февраля 1945 года.
Не приводя всех его словоизлияний, познакомлю читателя ещё с парой вполне представительных фраз из парламентской речи Черчилля:
«Палата прекрасно знает из моих выступлений, что правительству Его Величества всегда казался более важным вопрос о свободе, независимости, целостности и суверенности Польши, нежели вопрос о фактических её границах.
Меня всегда больше занимал вопрос о создании свободного Польского государства, которое стало бы надёжным домом для польского народа, нежели вопрос о демаркации границы или передвижении границ Польши дальше на Запад».
Что ж, сказано откровенно. Для Черчилля были важны пределы не территории Польши, а пределы её противостояния России. А границы, мол, — дело десятое.
Интересно, знают ли о такой позиции Черчилля в нынешней Польше даже университетские профессора-историки?
А если знают, то почему молчат?
И знакомят ли современные польские историки и политики польский народ с такими словами Черчилля, сказанными им в Лондоне 27 февраля 1945 года:
«Если бы не было колоссальных усилий и жертв со стороны России, Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев. Не только Польша как государство и нация, но и поляки как народ были обречены Гитлером на уничтожение и порабощение»?
Впрочем, Черчилль хотя и вынужден был сказать это — очень уж очевиден был в феврале 1945 года подвиг советского народа во имя свободы и будущего Польши, — обеспечить существенное приращение территории Польши не стремился.
И Сталину пришлось дать англосаксам второй бой за сильную Польшу — уже после Победы, в Потсдаме, на Берлинской конференции.
На второй же день её работы, 18 июля 1945 года, Сталин предложил Трумэну и Черчиллю: «Давайте определим западные границы Польши, и тогда яснее станет вопрос о Германии».
Но тут «заклятых коллег» Сталина как заколодило. Тем не менее Сталин был твёрд, и под конец заседания 20 июля председательствующий Трумэн был вынужден сказать:
— Следующий вопрос — о западной границе Польши. Я так понимаю, что у советской делегации есть соображения по этому вопросу.
Сталин и тут проявил выдержку и умело взял паузу, предложив:
— Если мои коллеги не готовы к обсуждению этого вопроса, то, может быть, мы перейдём к следующему вопросу, а этот вопрос обсудим завтра?